Моника Айронс: Мечта каждой женщины

И Марии Кончита потянулась к телефону.

– Ты действительно хорошо подумал? Долорес Торрес-Кеведо смотрела, как ее сын закрывает чемодан, и на ее утонченном лице читалось беспокойство.

Антонио улыбнулся матери так ласково, как только мог, однако не прервал своего занятия.

– О чем я должен был подумать? По-моему, я делаю как раз то, о чем ты меня просила.

– Ничего подобного! Ты и пальцем не пошевелишь, когда что-то тебе не по вкусу, – возразила донья Долорес с чисто материнской прозорливостью.

– Тут ты права. Но как быть, если мне нравится доставлять тебе удовольствие? – с лукавой усмешкой ответил Антонио. – Разве не ты хотела, чтобы я взял в жены дочь твоей старинной приятельницы? Да я и сам нахожу эту партию подходящей. Что в этом плохого?

– Не делай из меня сваху! – возмутилась донья Долорес.

– Прости, мама. – Он коснулся губами ее щеки в неподдельном раскаянии. – Но я не понимаю одного: почему ты все-таки беспокоишься?

– Когда я говорила, что хочу видеть твоей женой дочь Кармен, то имела в виду Марию Кончиту, и никого больше. И ты это прекрасно знаешь. Она элегантна, утонченна, кроме того знакома со многими нужными людьми Мадрида. По-моему, о большем и мечтать нельзя.

– Извини, но у меня другое мнение. Мария Кончита легкомысленна не по возрасту. А вот ее младшая сестра, похоже, другое дело.

– Но, сынок, она выросла и воспитывалась в Штатах. Боюсь, она не знает и слова по-испански!

– Мария Кончита уверяет меня в обратном. Кроме того, мне кажется, что эта Палома вполне удовлетворяет моим требованиям.

– Удовлетворяет твоим требованиям? – с ужасом повторила мать. – Позволь тебе напомнить, что ты говоришь о женщине, а не о партии обуви!

– Не придирайся к словам, – попросил Антонио. – Так, я ничего не забыл?

Он оглядел комнату. Но все необходимые вещи были аккуратно уложены в удобный маленький чемодан.

Антонио вышел на балкон – подышать свежим воздухом и полюбоваться прекрасным видом. Его квартира располагалась на последнем этаже современного многоэтажного здания, окна которого выходили на огромный зеленый парк. Каждое утро, как бы ни спешил, он выкраивал несколько минут для того, чтобы насладиться пышной зеленью деревьев. Люди, знавшие его как рассудительного и суховатого делового человека, немало изумились бы, узнай они о том, как много значит для него этот утренний ритуал.

И неудивительно, внутреннее убранство его квартиры, казалось, говорило само за себя. Никакая мелочь не смягчала облик жилища, чей хозяин всю свою сознательную жизнь посвятил возведению собственной империи и весьма в этом преуспел. В самом деле, в свои тридцать пять лет Антонио занимал видное место и мире обуви. Он добился того, что имя «Торрес-Кеведо» стало синонимом качества и престижа. Смысл его жизни составляла работа. Он был основателем и движущей силой огромной компании и не мог позволить себе расслабиться или переложить часть забот на кого-то другого. Закупка кожи и замши, переговоры с чувствительными дизайнерами, разработка каблуков новых конструкций, организация эффективных продаж – до всего ему было дело, и он не переставал думать об этом ни на секунду. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и о будущей женитьбе он говорил в подчеркнуто деловом ключе, так возмутившем его мать.

Антонио одарил донью Долорес самой обворожительной улыбкой.

– Мама, мне, право, странно слышать твои упреки. Кто, как не ты, предложил эту сделку? Или ты можешь найти другое название?

– Кто-то же должен позаботиться о достойных партиях для членов нашей семьи! Когда я думаю об этом старом дурне из Валенсии, которого угораздило сделать предложение собственной горничной…

Антонио скривился.

– Надо полагать, что под старым дурнем ты подразумеваешь моего дорогого дядюшку Алонсо, владельца огромного состояния?

– То, что он очень богат, отнюдь не мешает ему быть старым дураком, – жестко сказала донья Долорес. – Так же, как и Эрнесто останется глупым мальчишкой, влюбившимся в самую обыкновенную вертихвостку, будь он хоть трижды его наследник.

– Но Натали происходит из благородной семьи, разве не так? – поддразнил ее Антонио.

– Ну да, Дюкло – в высшей степени благородные люди, спустившие все свое состояние на бегах и спешно покинувшие родную страну, – саркастически заметила мать. – Я слышала много всего о Мишеле Дюкло и не думаю, чтобы его дочь была намного лучше. Яблоко от яблони, как говорится…