Мишель Селмер: Плейбоев не ревнуют

Ох! Боже мой…

Роман застонал, притянул ее ближе, его пальцы запутались у нее в волосах. Они не могли остановиться, он поднял ее на руки и понес обратно в спальню. Они сорвали друг с друга одежду, упали на кровать… Секс с Романом оказался даже лучше, чем она себе представляла, причем очень часто. Но реальность превзошла все ее ожидания.

Они занимались любовью полночи, а потом уснули, сжимая друг друга в объятиях. Грейси была уверена, что следующее утро принесет раскаяние. Роман скажет, что во всем виновата выпитая ими бутылка вина, спросит, согласна ли она, чтобы они остались друзьями. Она знала, что это разобьет ей сердце, а если он начнет встречаться с другой женщиной, она просто умрет, но отказаться от его дружбы не могла.

Неожиданно он признался, что влюблен в нее. Грейси чуть не расплакалась от облегчения. С тех пор они стали неразлучны. Она любила его больше жизни.

А потом он ее предал.

Теплые и нежные воспоминания об их совместном прошлом превратились в лед. Неужели он приехал сюда не объясниться, а просто настроить ее против папы? Только в этот раз его оружием стали не ложь и обвинения, а правда. И правда колола ей глаза.

Но стоит ли доверять его словам?

Выражение лица Романа изменилось.

— Кто‑то открыл окно? Стало прохладно.

— Я знаю, чего ты добиваешься. — Грейси отступила назад. — Ты хочешь поссорить меня с отцом.

Его лицо помрачнело, и температура в комнате, казалось, упала еще на десять градусов.

— Ты и правда так думаешь?

— Ты уже пытался сделать это раньше.

— Как человек, который в раннем возрасте потерял и мать, и отца, могу тебе сказать, что никогда бы намеренно не попытался рассорить родителя с его ребенком.

— Ты сказал мне, что мой отец связан с криминалом! Что я, по‑твоему, должна была чувствовать?

— Я сказал, что я его подозреваю в этом. И только потому, что хотел оградить от опасности тебя. И ты все равно мне не поверила.

— И была права. Он же оказался ни в чем не замешан, так?

Роман кивнул:

— Так.

— И я тоже не участвовала ни в каком отмывании денег. И доказательств не уничтожала. Так?

На этих словах Роман едва заметно скривился:

— Так.

— Я даже сейчас не могу поверить, что ты меня в этом обвинил! Мне казалось, ты лучше меня знаешь.

— Я не обвинил. Я спросил.

— Ты меня подозревал, а это не менее ужасно. Как ты мог подумать, что я способна на такое… — Внезапно нахлынувшие эмоции перебили ее дыхание, и она не смогла закончить предложение. Все ее силы уходили на то, чтобы сдерживать внезапное желание разрыдаться.

— Я совершил ошибку. И дня не проходит без того, чтобы я не раскаивался.

Его рациональность только все портила. Зачем он признает свою вину? Если ей не удастся взять себя в руки, она разнюнится как маленькая девочка. А ведь ей это несвойственно. В последний раз она плакала, когда узнала о том, что у папы рак. А теперь стоит перед Романом и пытается сдержать поток слез.

Нужно, чтобы он ушел.

— Твое время закончилось, — заявила Грейси, даже не глядя на часы. — Тебе пора уходить.

Роман кивнул:

— Можешь не провожать.

И направился к двери. Грейси заметила, что он слегка прихрамывает, будто стараясь щадить левую ногу. Остановившись на пороге, он повернулся к ней:

— Семь лет назад я думал, что смогу скрыть от тебя свое расследование. Уже одно это было неправильно. И когда ты обо всем узнала и сказала, что ты ни при чем, я должен был тебе поверить. Но я был молод и заносчив… Я перед тобой даже не извинился. Я просто не думал, что ты примешь мои извинения. Но сейчас я готов сказать это. Грейси, мне очень жаль. Прости.

Ее сердце таяло. Ей хотелось побежать, броситься ему на шею, сказать, что она его прощает… Но надо держать себя в руках. Его трогательная искренность застала ее врасплох. Она понимала: если сейчас так легко сдастся, потом об этом пожалеет.

— Я очень ценю твои извинения. Спасибо.

Губы Романа изогнулись в ироничной усмешке.

— Я понимаю, ты примешь их, когда будешь готова. Ладно, я не тороплюсь.

Грейси не знала, что ответить. Но это уже не имело значения, потому что Роман развернулся и вышел.

Она почувствовала облегчение и… болезненное разочарование. Рухнув в кожаное кресло, сделала глубокий вдох и приготовилась как следует выплакаться. Но чертовы слезы никак не желали течь.

Что же с ней не так?

Она не испытывала ни грусти, ни боли, ни даже злости, когда думала о Романе. Ей было не вполне ясно, что именно она испытывала. Может быть, смятение.