Рэчел Маккензи - А я права

– Ты хочешь выслушать историю моей жизни… – Дасти взглянула на будильник, – в час ночи? – Она собрала салфетки и закрыла коробку с пиццей в знак прощания.

– Я «сова» и не засыпаю без сказки.

– Даже и не мечтай заснуть в моей постели.

– Может, вместе?

– Ни за что.

Он ухмыльнулся, и Дасти невольно улыбнулась в ответ. Его добродушие было заразительным, и она не могла не признать, что он не очень-то наседал на нее. Она ожидала, что он начнет лапать ее, как только они окажутся в доме.

– Итак, жили-были… – подсказал Мигель, намекая, что не уйдет, не услышав ее историю.

Дасти вздохнула:

– Мне понадобится еще одно пиво, если уж ты ждешь от меня настоящей исповеди.

– Никогда не дозовешься эту официантку! – Мигель огляделся с притворным раздражением.

– Ага, – в тон ему отозвалась Дасти, – обслуживание в этой забегаловке никуда не годится. Работаешь всю ночь, приходишь домой и еще обслуживай себя сама, а тут ноги болят…

Мигель намек понял и отправился на кухню. Дасти заняла его место на постели, а ему, когда он вернулся с пивом, указала на свое место на комоде. Проигнорировав ее, он тоже уселся на постель.

Дасти подтянула под себя ноги, но он положил их себе на колени.

– Моя плата за историю твоей жизни – массаж твоих ног.

Он стянул с нее один носок. Дасти замерла. Но тревога улетучилась, когда большие пальцы его рук нащупали на подошве ключевые точки, от нажима на которые расслабилось все ее тело.

– Жила-была маленькая девочка, и звали ее Дасти Роуз… – начал он.

О чем могла она рассказать, поддавшись магии его массажа? Ей хотелось лишь закрыть глаза и ощущать чудесные прикосновения на уставших икрах, на коленках, на бедрах… При этой мысли она широко раскрыла глаза и подхватила предложенное им начало.

– Родителями Дасти были Джек и Бонни, которым не следовало бы никогда и встречаться, не то что жениться и рожать ребенка. Но впервые вырвавшись из своей семьи, студентка из Нью-Джерси нашла романтичным сочетание Великого Каньона и формы лесничего Национального парка, которую носил Джек. А Джек питал слабость к голубоглазым блондинкам, и они поженились к концу летней практики Бонни. Чего она не знала, так это того, что и работа Джека тоже закончилась.

Дасти сделала паузу, пока Мигель нежно вращал ее ступню сначала в одну сторону, потом в другую. Ее щиколотка слегка потрескивала, освобождаясь от напряжения. Если он способен производить такое чудо с ее ступнями, что же он мог бы сделать со всем ее телом? Она приказала себе вернуться к рассказу.

– Отец был лишь сезонным лесничим. Он умел делать почти все, к чему лежало его сердце, но не любил оставаться долго на одном месте. Мама же воспринимала брак как возможность рожать детей и жить в доме с белой изгородью. Через год появилась я.

У Дасти вырвался вздох наслаждения: Мигель перенес свое внимание на другую ступню.

– В первые годы отец поступал по-своему: зиму проводил в Мексике, а лето в Парке глетчеров в Монтане или в Стране Каньонов в Юте. Но война была уже объявлена. У них с мамой происходили жуткие стычки. И тогда папа забирал меня с собой в путешествия автостопом или в долгие пешие вылазки, пока она не успокаивалась. – Дасти сделала глубокий вдох. – Тебе еще не наскучило все это?

Мигель покачал головой. В его темных глазах светился живой интерес, а улыбка подбадривала. Дасти отхлебнула пива. Он или искренен, или хороший актер, подумала она.

– Когда мне исполнилось шесть лет, мама бросила бомбу. Раз я достигла школьного возраста, отцу пришло время остепениться. Он пытался сделать это, очень старался, но к моему десятилетию мы сменили уже четвертое место жительства. Папа терпеть не мог работы в помещении, как и начальников, следящих за ним восемь часов в день. Мать оставила его, и мы с ней переехали к ее родителям в Ньюарк, штат Нью-Джерси, где жили, пока она не вышла замуж за Фреда.

– И ни Нью-Джерси, ни Фред не смогли заменить тебе отца, – догадался Мигель. Он закончил массаж, но все еще держал ее ступни на своих коленях.

– Отец знал все растения, всех птиц и зверей на Западе. Фред едва узнавал ноготки. – Дасти села и скрестила ноги. – Вскоре мамочка решила сделать из меня капитана болельщиков! – с явным отвращением воскликнула она. – Я была рослой и рвалась играть в баскетбол, а она хотела, чтобы я наряжалась в коротенькие юбчонки и размахивала жезлом, подбадривая игроков.

– Участь хуже, чем смерть, – торжественно согласился Мигель и расхохотался.