Лорел Гамильтон: Начнём сначала

Мэг вполне могла обойтись мясной запеканкой и свежими фруктами, подав все это в менее торжественной малой столовой, где они обычно завтракали, и именно это Селина и имела в виду, когда просила не устраивать ничего особенного. Но она намеренно превзошла себя, изображая из себя мученицу, чтобы тем самым продемонстрировать своё неодобрение Селине, принимающей гостей в столь неподходящее время.

Но Седину сейчас не очень-то волновали причуды Мэг, потому что она чувствовала на себе этот напряжённый, насмешливый взгляд зелёных глаз — он проникал ей прямо в душу. Однако она старалась не отрываться от своей тарелки с супом.

После той позорной сцены в гостиной ей бы следовало потребовать, чтобы он ушёл, она больше всего на свете желала этого, однако ей ещё предстояло выведать, зачем ему понадобился Мартин. Сознавая, что надо как-то выходить ну этого положения, само по себе ничего ведь не решится, она подняла наконец голову, встретившись с ним взглядом, спросила старательно холодным и бесстрастным тоном:

— Может быть, вы все-таки скажете мне, что вас привело в этот дом? — Ив этот миг она почувствовала прямо-таки детский страх из-за того, что в эту минуту никого из близких нет рядом с ней. Она не могла винить Ванессу, что та хотела остаться рядом с Мартином, пока не убедится в том, что он идёт на поправку, но Доминику не было никакой необходимости в такой спешке мчаться в Лондон…

— Но вы же знаете, почему я здесь, — томный бархатный голос звучал мягко и тепло. — Я хотел познакомиться с вами поближе и могу сказать, что вполне удовлетворён своим первым успехом. — Он доел суп и стал разливать по хрустальным рюмкам драгоценное коллекционное бургундское Мартина. Селина оставила в покое терзаемую булочку и положила ложку.

— Что вы хотите от Мартина? — спросила она жёстко, не обращая внимания на его намёк на поцелуй, когда она не только позволила ему, но и ответила.

— Вопрос поставлен не правильно, скорее меня надо спросить, что я могу сделать для него. — Он все ещё мягко улыбался, голос его звучал спокойно, как будто они говорили о чем-то чрезвычайно приятном и обычном, а не о мерзких и гадких вещах, которые вызвали у Мартина сердечный приступ. Этот невозмутимый дьявол двигался по комнате, собирал использованные тарелки, расставлял нагретые тарелки для второго, подавал мясо с овощами. Как будто он имел на все это право, как будто он был здесь хозяином. И Селина возмущённо фыркнула:

— Нужно быть дурой, чтобы верить вам! Ей хотелось загнать его в угол, разоблачить его наглую ложь, бросить ему в лицо обвинение, что лишь одна мысль о его приходе свалила пожилого Мартина с сердечным приступом. Однако она не могла позволить себе такую роскошь. Она должна была сделать все, чтобы он не узнал, где находится Мартин, и не появился у него в палате.

Так что она ограничилась свирепым взглядом своих жёлтых глаз. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как он спокойно режет мясо, добавляет к нему приличную порцию овощей и протягивает ей блюдо, которое она с негодованием отвергла.

Продолжая свою трапезу, он достаточно спокойно спросил:

— Что же вам про меня наговорили? — Он с видимым удовольствием отпил бургундского и наколол на вилку кусок сочной нежной говядины в тесте. — Судя по тому, как вы меня встретили, я понял, что Ванесса уже поговорила с вами и дала мне весьма нелестную характеристику. Не сомневаюсь, что Доминик с удовольствием добавил кое-что от себя.

Он приподнял чёрную бровь, выражая насмешливое полупрезрение, но Селина решила поставить его на место, переведя игру на своё поле, и сказала ему откровенно:

— Мне говорили, что вы сын Мартина. Что Мартин материально помогал вам и вашей матери, пока она не умерла. Вам тогда было уже восемнадцать, и вы вполне могли позаботиться о себе сами. — Она отодвинула от себя нетронутую тарелку и пригубила рюмку, надеясь, что вино поможет успокоить её напряжение. — Как я понимаю, все считают, что вы собираетесь пользоваться материальной поддержкой Мартина до бесконечности.

Она надеялась, что ей удалось достаточно тактично выразить свою мысль. Разумеется, она не собиралась миндальничать с ним, она помнила рассказ Доминика и то, как сообщение о его приходе подействовало на дядю, так что он заслуживал и более суровых слов. Однако у неё уже была убедительная возможность видеть, как он реагирует на её намеренные оскорбления, и поэтому решила не повторять их.

— Понятно. — Он положил на стол нож с вилкой и как-то странно посмотрел на неё. — А кто-нибудь из них говорил вам о моей матери что-нибудь другое, кроме того, что она умерла?