Светлана Лубенец - Выпускной роман

– Ну... мы того... пошли, в общем...

– Да сыграем мы...

– Плевать, в каком порядке...

Когда в кабинете остались только Юля с Маняшкой, Кикиша тяжело опустилась на стул и сказала:

– Я ведь понимаю, как вам нелегко. Только злиться не надо. Конкретно от нас с вами, к сожалению, ничего не зависит. Надо достойно вести себя в предложенных обстоятельствах.

Поскольку возразить на ее слова девочкам было нечего, Маняшка выставила вперед изуродованную кроссовку и пробурчала:

– Вот... это столовский чай... нельзя ли чем-нибудь оттереть?

– Сейчас попробуем, – ответила Кикиша и как-то по-детски протяжно вздохнула.

– Ой! Гляди, гляди! Твой бой явился!! – Маняшка горячим шепотом обожгла Юлино ухо.

Юля вытянула шею и из-за голов сидящих перед ней зрителей увидела, как от двери к скамейкам своего класса идет Олег Дунаевский. Его лицо было смущенным, он кривовато улыбался, потому что наверняка, как подумалось Юле, вспоминал свое дурацкое падение. Волосы Олега все так же красиво обрамляли лицо, а загипсованная рука была спрятана за полой джинсовки. Девчонки из «А», завидев его, радостно завизжали и тут же организовали ему место в самом центре своего цветника. Не успел он опуститься на скамейку, его сразу окружили одноклассники, уже переодетые в спортивную форму.

Юля прижала к щекам ладони. Они горели.

– Ну ты, мать, даешь... – изумилась Маняшка. – Неужели до такой степени...

Юля ничего не ответила, только продолжала прикрывать ладонями неприятно горящие щеки.

Между тем началась игра: выкрики игроков и вопли зрителей, сочные шлепки мяча, топот ног, свистки судьи. Юля ничего не видела и не слышала. Девушка неотрывно смотрела в ту точку зала, где синела джинсовка Дунаевского. В отличие от Юли Олег был увлечен игрой. Глаза напряженно следили за перемещением игроков. Дунаевский то закусывал губу, то согнутый указательный палец здоровой руки. Иногда он что-то выкрикивал своим одноклассникам, свистел, ерошил себе волосы и в огорчении стучал кулаком по коленке. По тому, как он иногда орал «Ур-р-ра! » и что-то еще, непонятное девушке, Юля понимала, что успех сопутствует именно их команде. Собственно, это и предрекала Кикиша. Когда Тютявин громогласно объявил, что победила команда 11-го «А», одноклассники повскакивали с мест, а девчонки повисли у игроков на мокрых шеях. С большим неудовольствием Юля отметила, что некоторые девчонки предпочли виснуть на Дунаевском, который в игре не участвовал. Он шутливо отбивался, но все-таки подставлял щеки под яркие девичьи губки и сам чмокал одноклассниц в ответ.

Все время двадцатиминутного перерыва между матчами Юля просидела на скамейке в состоянии большой задумчивости. Совершенно ясно, что у Дунаевского своя жизнь, свой класс, возможно (и даже наверняка!), своя девушка. Вряд ли у него возникнет интерес к ней, Юле, ученице пришлого 11-го «В», который у всех в этой школе вызывает одно лишь раздражение. Может быть, пока ее неожиданно возникшее к Олегу чувство не перешло в запущенную стадию, есть смысл перейти в другую школу? Нет... А как же Маняшка? А Маняшку можно позвать с собой... Только она не пойдет, потому что Бармаков... Впрочем, Бармаков с Маняшкой никуда не денутся: живут на соседней улице... А вот каждый день видеть Дунаевского и знать, что ничего и никогда... хуже этого трудно что-то придумать.

– Хорош страдать! – Маняшка чувствительно ткнула подругу в бок. – Сейчас наши начнут играть!

В зал действительно вошли парни 11-го «В». По залу пробежал недовольный ропот, по которому всем присутствующим стало ясно, что никто болеть за «вэшек» не собирается. Маняшка тут же вскочила с места, чтобы ее было виднее, и закричала:

– Ребята! Мы здесь!! Все пришли!!

Команда 11-го «В» подошла к своим болельщикам. Как же их было мало! В зале собрались учащиеся параллелей 9, 10 и 11-х классов. И все были против них. Жалкая кучка девчонок и нескольких не участвующих в игре парней удручала...

– Ничего! Прорвемся! – преувеличенно бодро сказал Бармаков, как-то неприлично громко щелкнул резинкой спортивных трусов, а потому тут же поторопился чмокнуть в щеку Маняшку.

Максимов встал перед Юлей и хмуро спросил:

– Болеть-то хоть за нас будешь?

Юля понимала, что за этим вопросом скрыт другой: «Ты меня больше не любишь?» Она должна была бы ответить: «Юра, прости, но я тебя никогда не любила, просто не знала об этом», но сказала:

– Конечно, буду! – и постаралась не отвести глаз и даже улыбнулась.