Карла Кэссиди - Навек с любимым

Поппи нахмурился и прочистил горло.

– Ты просто замучишь нас до смерти, пока мы не начнем с тобой играть.

Трэвис встал и непринужденно улыбнулся.

– Я должен предупредить тебя, Грэтхен. Я самый лучший прятальщик в мире. Много лет назад, когда мы с твоей мамой играли в прятки, у нее уходило много часов, чтобы отыскать меня.

Грэтхен широко раскрыла глаза.

– Вы с мамой играли в прятки?

Трэвис кивнул, задержав взгляд на Фрэнсин, и в его глазах она заметила воспоминания о тех беспечных детских забавах. Фрэнсин улыбнулась ему в ответ, на миг позволив и себе насладиться ушедшим прошлым.

– Если мне не изменяет память, я тоже не была растяпой, когда дело доходило до поиска укромных мест, – ответила она ему.

– О, нам будет так весело! – Грэтхен подпрыгивала и хлопала в ладоши от возбуждения. – Ну ладно. Я буду водить и стану считать до ста, а вы, ребята, прячьтесь.

Она забежала за большое дерево в саду, плотно зажмурила глаза и начала считать. А взрослые, не теряя времени, бросились врассыпную с крыльца. Поппи направился в сарай, Фрэнсин же, оглядевшись, пыталась найти более подходящее место. Неподалеку рос большой дуб, но, побоявшись, что на него в первую очередь обратит внимание Грэтхен, Фрэнсин продолжила поиски.

Кукурузное поле – вот то, что надо! Зная, что высокая кукуруза – отличное место, где почти невозможно друг друга найти, она быстро побежала по узким междурядьям, пока не исчезла из виду. Девочка пропускала некоторые числа и уже добралась до сорока.

– Сорок два… сорок восемь… – считала Грэтхен, и Фрэнсин подумала, что ей надо бы позаниматься с девчуркой, чтобы та лучше запомнила цифры.

– Великие умы всегда мыслят одинаково.

Она подпрыгнула: Трэвис стоял рядом с ней. Макушку его украшали шелковистые волоски кукурузы. Она, усмехнувшись, сняла у него с головы шелковистую прядь.

– Сдавайся, халтурщик. Я первая прибежала сюда.

– Поле большое, здесь наверняка хватит места для нас обоих.

Однако, когда он приблизился к ней, Фрэнсин почувствовала, что поле как-то неожиданно сжалось, став совсем маленьким. Он стоял настолько близко, что она ощущала его запах: запах свежести, аромат мятного мыла и легкого терпкого одеколона.

Она хотела убежать, найти другое место, где нельзя было бы ощущать близость его тела.

– Спрятались вы или нет… я иду! – закричала из-за дерева Грэтхен, и Фрэнсин, поняв, что, если сейчас она тронется с места, Грэтхен заметит движение в кукурузе, вместо этого опустилась на землю.

Трэвис сделал то же самое и улегся так близко к ней, что она ощутила исходивший от его тела жар. Фрэнсин тут же села, пытаясь хоть как-то отдалиться от него. Она нахмурилась, а Трэвис между тем сел рядом, тесно прижав бедра к ее ногам.

– Ты помнишь ту ночь, когда мы спрятались на кукурузном поле, а Поппи, проклиная тебя, бушевал из-за твоих отметок? – спросил Трэвис.

Несмотря на то что ее смущала его близость, Фрэнсин не могла удержаться от улыбки при этом воспоминании.

– Ты помнишь, как он был зол? Я думала, он поймает меня и спустит с меня шкуру!

– Он знал, что ты достаточно умна, чтобы учиться гораздо лучше, – заметил Трэвис, глядя на нее добрыми глазами.

– Так оно и было, – легко согласилась она.

Он нагнулся к ней ближе и обдал ей щеку своим теплым дыханием.

– Тогда я в первый и единственный раз увидел, как ты плачешь. – Кончиком пальца он нежно, – как перышком, провел у нее по щеке. – По лицу твоему стекали большие, прозрачные слезы, и я хотел закричать, наорать на Поппи за то, что он заставил тебя так плакать.

У Фрэнсин быстро забилось сердце, а во рту пересохло. Она понимала, что ей лучше бы сбежать от Трэвиса, не позволять ему трогать ее, да еще так ласково и откровенно. Но она не могла. Она словно застыла на месте, плененная его близостью.

– Ты так боялась, что Поппи отошлет тебя обратно. И часами плакала у меня на руках.

Фрэнсин слегка кивнула головой, мечтая о том, чтобы он убрал с ее щеки руку, и одновременно желая, чтобы он этого не делал.

– Я подумала, что в конце концов слишком сильно оттолкнула его от себя. – Фрэнсин закрыла глаза, припоминая, какие чувства овладевали ею в ожидании вспышки гнева Поппи.

В такие моменты она понимала, что, хотя и ненавидела свою жизнь здесь, с Поппи, сама мысль о том, что ей пришлось бы жить где-нибудь в другом месте, казалась ей еще более ужасной. А иногда она думала, что, если ей придется жить без Трэвиса, она погибнет. Теперь она знала, что это не так.