Джейн Харри: Предчувствие страсти

– Пока приберите в комнате, которую Гейбриел занимал раньше, – распорядилась Джоанна. – Он сам решит, где будет жить, когда немного освоится после долгого отсутствия. Схожу-ка я проведать миссис Элкотт!

В спальне Синтии горели все лампы и работал телевизор. Сама она возлежала в голубом пеньюаре на кровати, рассеянно жуя шоколадную конфету и листая дамский журнал. Воздух был пропитан приторным запахом духов.

– Привет! – воскликнула Джоанна, входя без стука. – Я не помешала? Как ты себя чувствуешь? Спустишься к ужину?

– Нет, я съем, тарелку супа здесь, – умирающим голосом ответила мачеха. – Ничего другого я просто не смогу проглотить.

Покосившись на почти пустую коробку конфет, Джоанна с трудом сдержала улыбку: после подобной «закуски» у любого пропадет аппетит! Но вслух она выразила Синтии сочувствие.

– Люди реагируют на беду по-разному, – скорбно заметила та. – Все зависит от нервной системы. Одним Бог дал тонкую натуру, других сделал толстокожими, и ничего с этим не поделаешь, милочка! Каждый несет свой крест. Кто-нибудь еще придет на ужин? Сегодня с утра от посетителей нет отбоя, от этого перезвона в прихожей у меня началась мигрень!

– Лайонела все любили и уважали, – заметила Джоанна. – Люди выражают нам соболезнования. Что же в этом удивительного?

– Я и сама это понимаю! – наморщив носик, промокнула платочком сухие глаза Синтия. – Но ты, милочка, совершенно лишена такта! Порой я задаюсь вопросом, есть ли у тебя сердце. За весь день у меня никто не побывал! Видимо, скоро я стану никому не нужна. Грядут большие перемены. Ты так не считаешь?

– Разумеется! – Джоанна убрала с кресла нижнее белье и чулки Синтии и села. – Между прочим, у меня был Генри Фортескью.

– В самом деле? – оживилась мачеха. – Старый хрыч, конечно, не проболтался, как Лайонел распорядился состоянием? Или все же…

– Завещание будет оглашено, когда вернется Гейбриел, скорее всего уже после похорон.

– Естественно! – улыбнулась Синтия. – Возвращение блудного сына. Я тебе не завидую. Он наверняка обвинит во всем тебя: ведь именно ты послужила причиной его размолвки с отцом. Теперь им уже никогда не удастся помириться!

Синтия принялась скатывать из конфетной обертки шарик, внимательно наблюдая за игрой чувств на лице падчерицы.

– Не нужно напоминать мне об этом! – вспыхнула Джоанна. – Я прекрасно понимаю, что не Гейбриелу, а мне следовало покинуть поместье.

– Не будь дурой! – нахмурилась мачеха. – Лайонел этого все равно бы тебе не позволил. Ты знаешь, что он был влюблен в твою мать?

– Что ты несешь! – возмутилась Джоанна.

– Мне сказал об этом в свое время Джереми, – пожала плечами Синтия. – Это было его юношеское увлечение, и конец ему положили семьи влюбленных: ведь они находились в близком родстве. Но твой отец был уверен, что Лайонел сохранил любовь к своей кузине на всю жизнь. Потому-то он и приютил нас с тобой. Правда, – самодовольно добавила она, – мне потребовалось для этого коснуться чувствительных струн души Лайонела.

– Не думаю, что дело в тайной страсти, – возразила Джоанна. – Лайонел чувствовал ответственность за судьбу своих родных. Уж не считаешь ли ты, что он женился на Валентине в знак протеста?

– Это одному Богу известно, – буркнула Синтия, раздраженно поправляя на груди пеньюар. – Согласись, этот брак был очень странным. Итальянская красавица из аристократического рода оказалась заточена в английском поместье! Жизнь здесь наверняка казалась ей адом.

– Но она прожили вместе много лет!

– Как кошка с собакой. – Синтия зевнула и съела конфетку. – Джереми рассказывал мне, какие здесь разыгрывались сцены! С взаимными оскорблениями и битьем посуды. Естественно, в такой атмосфере Гейбриел не мог вырасти ангелом. Мне думается, что из-за этого Лайонел и не хотел вновь связывать себя супружескими узами. Но, поживи я подольше с ним под одной крышей, я смогла бы заставить его изменить точку зрения…

Джоанна подумала, что это вряд ли бы удалось, но промолчала: что бы сейчас ни говорила мачеха, лично она не замечала за Лайонелом особой симпатии к Синтии. Был с ней подчеркнуто любезен, но не более того. А вот портрет Валентины до сих пор красуется над супружеской кроватью, на которой Лайонел спал до своей кончины.

– Надеюсь, Гейбриел на швырялся тарелками? – с подозрением взглянула на падчерицу Синтия. – Он слишком хорошо воспитан для этого. Хотя порой мне казалось, что под маской невозмутимости скрывается вулкан страстей.