В глазах его мелькнуло… облегчение? А может, боль? Или то и другое? Потом вернулась отчужденность.
– А я и не надеялся, что будете.
Джози остолбенела. Так вот оно что! Теперь она видела отчетливо и ясно, чего он хочет. Он ее просто вытуривает! Что ж, насильно мил не будешь, раз прогоняет – нужно уходить.
Боль пронзила все ее существо. А я еще сомневалась, любит ли он меня, думала она с горечью, вот он – ответ! Нет.
Он просто не отваживается полюбить кого-то. Слишком боится, что его снова бросят. Прогоняет, чтобы не полюбить.
Джози смотрела на Льюка, и сердце ее ныло от тоски. Хотелось шагнуть ему навстречу и опротестовать суровый приговор, вынесенный им самому себе. Но в глубине души она понимала, что нельзя помочь человеку, который не умеет верить. А без веры у любви нет никаких шансов.
Льюк переложил сбрую в другую руку:
– Не беспокойтесь насчет вашей характеристики. Будьте уверены, я напишу хорошую. – Глаза его не отрываясь смотрели на вожжи. – И я не буду настаивать на старых сроках: вы можете уехать еще до февраля.
Джози тяжело вздохнула, стараясь сдержать слезы и сохранить хоть какое-то достоинство.
– Прекрасно. Постараюсь как можно скорее избавить вас от своего присутствия. – Она отвернулась, слезы уже текли по щекам. Нельзя, чтобы он их увидел! Она отдала ему свое сердце, и теперь единственное, что у нее осталось, – это гордость. – Пойду собирать вещи. – Джози намеревалась уехать еще до темноты.
– Консуэла! – воскликнул Льюк, открыв дверь. Он был поражен: явилась в такое время, да еще возвестила о своем прибытии стуком. Она приходила-уходила без стука, сколько он ее помнил. – С каких это пор ты стала стучать?
– С тех пор, как ты стал чужаком.
– О чем ты говоришь? – Рука его сжала дверную ручку.
– Тот Льюк, которого я знала, был умнее. Он не прогнал бы лучшую женщину, какая у него была.
Небо осветила молния, дождь волной окатил крыльцо. Лицо Льюка исказила гримаса: поссорившись с Джози, он постоянно пребывал в пасмурном – под стать погоде – настроении. Не было никакого желания принимать гостей, да еще и выслушивать нравоучения. Но не прогонять же Консуэлу в такую грозу.
– Заходи, Консуэла, а то утонешь.
Входя, она вручила ему какую-то сумку. Поставив ее на столик у стены, он помог экономке снять пальто.
– К твоему сведению, я не прогонял. Она уволилась.
– Еще бы ей не уволиться! Ты вел себя как грубиян, мешал работать, сказал, что закроешь гостиницу. – Глаза женщины сузились от гнева. – Это называется «не прогонял»?
Льюк пожал плечами:
– Через несколько месяцев она все равно сбежала бы.
– Ничего подобного, не сбежала бы, уж я-то знаю. – Вырвав из его рук пальто, Консуэла подхватила сумку и зашагала на кухню.
Льюк со вздохом поплелся за ней.
– Ей предложили работу в новом отеле, в Талсе. Нам с ними не тягаться. Жизнь на ранчо ей пока в новинку, но это быстро проходит. К Новому году захолустье барышне осточертеет, и мы будем казаться ей темной деревенщиной.
– Ясно. Ты нарисовал не Джози, а Черил. Ты переоцениваешь девушку.
– Хочешь сказать «недооцениваешь»?
Снимая чайник с плиты, экономка проницательно на него посмотрела, потом наполнила чайник водой из-под крана. Льюк мог поклясться, что иногда она специально искажает слова с какой-то тайной целью.
Поставив чайник на огонь, Консуэла повернулась к бывшему воспитаннику.
– Джози – это не твоя бывшая жена. Ей нравится здесь. – Подойдя поближе, она уставилась на него острым словно бритва взглядом. – И она любит тебя.
Лицо Льюка не дрогнуло, но внутри все перевернулось.
– Она сама это сказала?
– Зачем говорить? Каждому дураку видно. Ты тоже неровно дышишь.
Льюк не собирался этого отрицать, но ему нужно было свернуть разговор на Джози.
– Если она что-то и чувствует ко мне, то лишь потому, что жених задел ее самолюбие. А я – замена.
– Ха! – Консуэла одновременно всплеснула руками и тряхнула головой. – Ничего он не задел. Ты знаешь это не хуже, чем я.
Он знал, что Консуэла права. Просто он не осознавал этого раньше.
– Однако между увлечением и любовью большая разница.
– Да, конечно. Увлечение у человека снаружи, а когда любовь – она вот здесь. – Толстушка говорила с пафосом, возложив полную руку себе на грудь. – Когда она настоящая, многие люди это знают, но не слушаются своего сердца. Они или боятся, или упрямые, или дураки.
– Думаю, ты говоришь о каком-то другом человеке, – заметил Льюк раздраженно.
Читать дальше