– Как вам понравился наш фаду? – раздался голос позади Элизабет.
Она обернулась и увидела Маркуса – их гида, худощавого парня лет двадцати трех, с немного слащавым выражением лица.
– Фаду? – переспросила она.
– Так называется старинный жанр португальской музыки, – пояснил Маркус. – Это слово сродни латинскому «фатум», что значит судьба.
– Судьба? – Элизабет вздрогнула.
– Что с вами? – встревожился гид.
– Ничего страшного, просто я немного устала сегодня от пеших прогулок.
– Очень устали? Может быть, вас проводить до отеля?
– Маркус, я не чопорная английская леди из родового поместья, а среднестатистическая американская девушка из маленького промышленного городка… Не беспокойтесь обо мне. А ваш фаду – очень эмоциональная композиция… с налетом тоски и страдания. Для чувствительных натур – очень впечатляюще.
– А вы… – Маркус заглянул ей в глаза. – Вы – чувствительная натура?
– Я? Я разная. Знаете, если бы на родине ко мне подошел почти незнакомый мужчина и задал мне вопрос, ну вот как вы сейчас… я бы не стала с ним так свободно разговаривать. Испугалась бы, что подумает обо мне бог знает что…
– А моих мыслей о вас, значит, не боитесь?
– Как ни странно – нет. Наверное, потому что вы останетесь здесь, а я уеду. И на следующий день после моего отъезда вот на этом же самом месте будет сидеть другая девушка, и вы будете задавать ей тот же самый вопрос о фаду.
– Никогда бы не подумал, что у такой прелестной девушки такая склонность к философии.
– Только не говорите мне, что вы, как многие мужчины, выделяете в женщинах два подвида: красивые и умные.
– Красивые и некрасивые, – уточнил Маркус. – А разум присущ всем людям, независимо от пола.
– Разум или ум? – уточнила Элизабет.
Маркус весело рассмеялся.
– А с вами интересно беседовать.
– С вами тоже. И легко. Как будто с давним другом. Только знаете, я и вправду сегодня очень устала: дворец Фош, монастырь, музеи, парки – столько новой информации…
– Извините, что надоедаю, но я все же мог бы вас проводить…
– Нет, не стоит, отель недалеко. До завтра.
– Доброй ночи.
Элизабет, расплатившись, вышла на улицу. После душноватого полумрака небольшого зала прохлада звездной полночи приятно ласкала обнаженные плечи.
Да, ночь действительно добрая… – подумала она. А небо какое яркое, даже в темноте… Нереальное какое-то. И луна, как на картинке из сказки…
Элизабет медленно шла по тротуару, подняв голову. Каблучки звонко постукивали по крупным булыжникам. И вдруг она спиной почувствовала чей-то взгляд. Элизабет резко обернулась и увидела того самого мужчину из ресторана.
– Простите, что напугал вас, – заговорил он на американизированном английском. – Иду за вами и никак не могу придумать благовидного предлога для знакомства.
– И тогда решили гипнотизировать меня до тех пор, пока я не обернусь?
– Просто вы так завороженно разглядывали звезды, что я не решался нарушить ваше поэтическое настроение.
– С чего вы взяли, что оно поэтическое? – вскинула брови Элизабет.
Мужчина подошел ближе.
– Вы плакали там… в ресторане. Плакали, слушая песню, языка которой не понимаете…
– Откуда вы знаете, что я не знаю португальского? – смутилась она. – И, кстати, как вы догадались, что я американка? Вы ведь явно не из числа моих соотечественников… – Элизабет окинула незнакомца заинтересованным взглядом.
– Справедливое замечание, – с улыбкой согласился он. – Я живу в Лиссабоне с детских лет и очень люблю этот город. А «американский английский»… Я просто слышал ваш разговор с тем парнем, в ресторане… Кстати, я учился в Соединенных Штатах, в Гарварде… Правда, с тех пор ни разу там не бывал.
– Вот как? И каким же вам запомнился Нью-Йорк?
Мужчина на мгновение задумался.
– Большим, с шумными улицами и множеством небоскребов… В общем, таким, каким он запоминается всем людям, побывавшим там… Без сомнения, красивый город. И имеет с Лиссабоном кое-что общее.
– Неужели вот такую, почти тропическую жару в разгар осени? – с иронией поинтересовалась Элизабет.
– О, как мне понятна ваша ирония! – живо воскликнул незнакомец. – Вам просто не повезло с погодой. Или повезло, уж это на ваше усмотрение. Прошлая осень, например, была ужасно холодной… Но я имел в виду другую общность – высшего порядка…
– Высшего порядка? – удивленно переспросила Элизабет. – Как это понимать?
– Она почти неуловима… К примеру, первым в бухту Нью-Йорк в шестнадцатом веке вошел Джованни да Вераццано, мореход, представитель одной из самых почитаемых профессий в нашей стране, – объяснил мужчина. – А название «Лиссабон» происходит от финикий-ского «Алис Уббо», что дословно означает «Любимая бухта»…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу