Джулия Джеймс: Продажная любовь

Оборвались две жизни.

Энн осталась в этот день с ребенком и радовалась, что может дать возможность Андреасу и Карле побыть вдвоем. Ари в один миг стал круглым сиротой.

Ужас этого страшного дня навсегда остался с Энн. Тело Андреаса увезли в Грецию, на родину.

Никто из его родных не появился у Энн. Карлу хоронила она одна. Ари остался с ней. Малютка был также одинок на этом свете. С семьей Андреаса она не пыталась связаться. Им не нужна была Карла — не нужен и ребенок. Тогда как ей…

Ари был для нее всем, целым миром. Всем, что ей осталось. Утешением в море горя и страдания по сестре и человеку, за которого Карла так отчаянно хотела выйти замуж. А сейчас его брат требовал, чтобы Энн отдала ему Ари.

Не получив ответа, Никос заглянул в пустую комнату возле входа, потом направился на кухню. На красивом лице появилось выражение ужаса — он увидел беспорядок и грязь. Полная немытой посуды раковина, накрытый потертым пластиком стол с остатками еды. Взгляд его упал на коляску. Сын Андреаса! Чудо среди этого кошмара! Лицо Никоса просветлело, он протянул руку, чтобы коснуться спящего младенца.

— Не трогайте! — Энн Тернер стояла в дверях, крепко держась за косяк руками.

Неужели эта девушка думает, что он собирается забрать ребенка отсюда прямо сейчас? Он вернется, когда оформит все бумаги, найдет подходящую няню и уже тогда, по всем правилам, заберет племянника. Сегодня он пришел, потому что должен был увидеть своими глазами это единственно возможное утешение в горе, поглотившем семью Теакис после гибели Андреаса.

Глаза мужчины остановились на фигуре у двери, и губы его сжались. Девушка вполне соответствовала этому кошмарному месту. В небрежной поношенной одежде, волосы сколоты в неопрятный узел, на бесформенной старой футболке пятна детского питания. Совсем не похожа на ту, которая алчно вцепилась своими когтями в его брата. Карла Тернер была золотой райской птичкой. А ее сестрица просто костлявая уличная ласточка.

Но неважно, как выглядит эта Энн Тернер. Важен только ребенок под ее опекой.

Она отодвинулась от двери:

— Мистер Теакис, я хочу, чтобы вы ушли. Мне нечего вам сказать. И я не хочу, чтобы вы беспокоили Ари, — голос звучал резко и враждебно.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Энн чувствовала, как краска заливает ее щеки. Трудно было сохранять самообладание. Она боролась. И проигрывала. Оценивающий, критический взгляд приковывал Энн к месту. Не произнося ни слова, он двинулся к ней. Она отступила, он миновал ее и направился к входной двери. Но надежда ее не оправдалась: он свернул в комнату у входа.

Она поспешила за ним, говоря на ходу:

— Мистер Теакис, я просила вас уйти…

Он прервал ее, просто подняв руку. Так останавливают слугу, который заговорил, когда не положено.

— Я здесь лишь затем, чтобы самому увидеть ребенка и проинформировать вас о приготовлениях к его отъезду.

— Здесь его дом.

Никос Теакис выразительно обвел взглядом комнату. Потрепанный диван, потертый ковер, выгоревшие шторы. Взгляд мужчины вернулся к Энн и остановился на ней, как на таракане.

— Это не дом. Это трущоба.

Энн покраснела. Бедность не преступление. Но, похоже, Никос Теакис считает иначе. Он смотрел на девушку так, как будто она была приколотым к прозекторской доске насекомым. Она вдруг почувствовала, как грязно и серо выглядит, к тому же с немытыми растрепанными волосами. Было по-женски неприятно оказаться в таком виде перед выдающимся образцом мужской красоты. Она сердито отвела глаза. Да какая разница, как она смотрится. Ему это важно? Человеку, объявившему, что заберет у нее ребенка, которого она любит больше всего на свете. Единственный родной человек.

Теакис вновь заговорил, но совсем другим тоном, очень мягко:

— Впрочем, вашу ситуацию можно понять. Ведь очень трудно иметь такую обузу — маленького ребенка, верно, мисс Тернер? В вашем возрасте девушке это мешает, правда?

Его мягкость произвела обратное впечатление — Энн чувствовала, как в ней закипает гнев. Конечно, совсем не легко ухаживать за маленьким ребенком. Но Ари не обуза. И не был обузой. Никогда.

А Никос Теакис продолжал говорить с тем же сочувствием:

— Я хочу избавить вас от этой нагрузки, вернуть вас к жизни молодой, беззаботной девушки.

Энн старалась сдерживать гнев, иначе она не сумеет справиться со своим голосом:

— Мистер Теакис, вы отрицали существование Ари с момента его зачатия. Что же заставило вас вдруг вспомнить о нем?