Моника Айронс: Чудесное превращение

— Но зачем?

— Как еще тебя увидеть? Ты же нас избегаешь!

— Ничего я не…

— Избегаешь, избегаешь! На Рождество не приехала, во время крещения маленькой Лусии тебя тоже не было, хотя собралась вся семья.

— Я просто не могла появиться там, на глазах у всех. Над тобой снова начнут смеяться. Для меня это невыносимо.

— Кто будет смеяться? Брось, им уже надоело, нашлись темы поинтереснее.

— Да что ты? По-моему, слухи не стихают.

— Ты слушаешь сплетни? — Он прищурился. — Не забивай себе этим голову, уже полтора месяца минуло с тех пор, как мы последний раз виделись. Рисунков мне больше никто не шлет, та карикатура была единственная. Или, по-твоему, мне нужно взяться за ружье и отстреливать этих типов? У отца где-то валялась старая охотничья винтовка; думаю, подойдет. Я, правда, в таких вещах не слишком силен, на охоту не ходил, так что для начала заряжу-ка я ее солью и буду палить по птичкам!

— Опять ты за свои шуточки! — возмутилась Мэри. — Неужели тебе все равно, что о тебе думают?

— А что прикажешь делать? Если ты такая воинственная, как наши с тобой предки конкистадоры, так я тебе эту винтовку принесу, ты сама пустишь ее в дело.

Мэри поморщилась.

— Это ты должен мстить, ты же оскорблен!

Она вспомнила рассказ Мартины: когда-то в Нью-Йорке он обозвал полицейского и едва не заехал ему по физиономии только за то, что тот потребовал предъявить права.

Теперь это в прошлом. Родриго изменился, больше не лезет на рожон не только из-за ерунды, но и когда его оскорбляют. Он научился быть выше этого. Быть выше своей любви к ней.

Вот и сейчас, не давая ей возразить, он раскланялся и принялся путешествовать по залу, поздравляя окружающих с открытием. Уходя, лишь бросил через плечо:

— Приятного вечера!

Нет, такой наглости Мэри стерпеть не смогла. На следующий же день, воспользовавшись тем, что после открытия отеля ей как-никак полагалась передышка, она села в такси и отправилась прямиком в особняк Алькасаров.

Ее встретила мать Родриго.

— Ничего не могу с ним поделать, — пожаловалась ей Мэри после того, как они обменялись приветствиями. — Он меня просто не слушает!

— Он никого не слушает, — вздохнула Клаудиа.

— Его не удается вразумить, он все твердит свое!

— Да уж, упрямства ему не занимать.

— Когда дело касается меня, он вообще перестает соображать.

— Это точно. Все случилось, стоило ему только встретить тебя. Как ни скрывал он своих чувств, я сразу догадалась, что Мария для него стала кем-то особенным.

— Теперь я для него не Мария. — В ее голосе послышалась печаль. — Он называет меня Мэри.

— Разве ты не этого хотела?

— Да… В свое время меня просто бесила эта «Мария», и только теперь до меня дошло, что он называл меня так потому, что любил. А теперь разлюбил и я для него всего лишь Мэри.

— Не говори так.

— Раньше я многого не понимала, — продолжала она. — Мне хотелось показать, какая я независимая, всем дать понять, что я не просто дочь Фернандо Вальдеса, что у меня есть свои мысли, свои чувства, что я тоже могу на что-то претендовать. Но тогда мне и в голову не приходило, что работа, карьера, независимость — все это фикция, если рядом нет того, кто тебя любит.

— Похоже, за то время, что мы не виделись, ты о многом успела поразмышлять, — заметила Клаудиа.

— А что толку? Уже слишком поздно! Только представить, через что ему пришлось пройти! А эти сплетни, эти насмешки, которые преследуют его до сих пор!

— Да, я что-то такое слышала… Родриго мне ничего не рассказывает, но и так нетрудно догадаться, каково ему.

— Должно быть, у вас разрывается сердце каждый раз, как вы его видите…

— Родриго сильный мальчик. Он сам справится со своими проблемами. Я не могу лезть в его дела, он знает: как только ему понадобится помощь, я буду рядом.

— Значит, — осторожно попыталась прояснить Мэри слишком туманные слова Клаудии, — сейчас… он не рядом? Он не живет здесь?

— Нет, он живет в том домике, который вы сняли.

— На вилле?

— Да. Он уже давно туда переехал.

— Он живет на вилле… один?

— У него нет другой женщины, если ты это имеешь в виду.

Мэри покраснела. Про женщину она даже и не подумала, просто представила себе, каково это быть одному в доме, предназначавшемся для них двоих, просыпаться в холодной постели, ложиться спать, зная, что никого нет рядом. Сидеть там вечерами, когда даже не с кем поговорить.

— Ты так ничего и не поняла… — проговорила Клаудиа. — У нас царят старые порядки. Мужская честь прежде всего. Ты оскорбила Родриго — так думают эти люди, — и он должен мстить. Вместо этого он защищает тебя. Конечно, для них он чудак, достойный осмеяния и презрения.