Франсуаза Саган - Властелин сердец

— А когда ты впервые испытала на себе жестокость судьбы? — спрашивал Льюис. — Когда от тебя ушел первый муж?

— Бог мой, нет! Тогда я испытала облегчение. Представь, абстрактная живопись день и ночь, день и ночь… Вот когда ушел Фрэнк, тогда — да, тогда я чувствовала себя, как больное животное.

— Кто такой Фрэнк? Второй муж?

— Да, второй. Ничего особенного, но он был всегда таким веселым, заботливым, жизнерадостным…

— И он бросил тебя?

— Им увлеклась Лола Кревет.

Льюис вопросительно поднял брови.

— Ты разве не слышал об актрисе по имени Лола Кревет?

Он неопределенно повел рукой. Несмотря на свое раздражение, я сделала вид, что все в порядке.

— Короче говоря, Фрэнк был польщен ее вниманием, воспарил на небеса и ушел от меня, чтобы жениться на ней. Тогда мне казалось, я никогда не приду в себя. Больше года. Тебя это удивляет?

— Нет. А что с ним стало?

— Через два года Лола увлеклась кем-то еще и бросила его. После нескольких неудач он спился. Конец истории.

Мы замолчали. Потом Льюис слабо застонал и попытался подняться с кресла.

— Что случилось? — встревоженно спросила я.

— Болит, — сказал он. — Мне кажется, я никогда не смогу ходить.

На секунду я представила себе, что он станет инвалидом, и я проведу подле него остаток своих дней… Странно, но эта мысль не показалась абсурдной или неприятной. Возможно, я достигла достаточной зрелости, чтобы принять на себя такую обузу. До сих пор, по крайней мере, я неплохо справлялась.

— Что ж, оставайся здесь, — весело сказала я, — а когда у тебя выпадут зубы, я буду варить тебе овсянку.

— Почему у меня должны выпасть зубы?

— Мне казалось, что именно это происходит, когда человек слишком долго остается в горизонтальном положении. Конечно, здесь есть нечто парадоксальное. По идее, согласно закону притяжения, они должны выпадать как раз в вертикальном положении… Но нет.

Он взглянул на меня искоса, почти как Пол, только дружелюбнее.

— В тебе что-то есть, — сказал он. — Знаешь, я бы никогда тебя не бросил.

Затем Льюис закрыл глаза, попросил почитать стихи, и я отправилась в библиотеку подобрать что-нибудь подходящее. Это был еще один наш ритуал. Ровным, низким голосом, чтобы излишне не утомлять его, я читала строки из «Оды Уолту Уитмену» Гарсии Лорки:

Новость застигла меня в самый разгар работы. Если быть точной, я диктовала секретарше захватывающий диалог между Мари Д’Агул и Ференцем Листом, конечно, каким он мне мыслился, впрочем безо всякого энтузиазма, так как накануне узнала, что Листа будет играть Нодин Дьюк, а мне было трудно представить себе такого мускулистого смуглого красавца в этой роли. Однако в кинематографе подобные дадаистские искажения неизбежны. Я как раз шептала: «Это безнадежно» на ухо своей рыдающей секретарше (она чрезвычайно сентиментальная особа), когда зазвонил телефон. Высморкавшись в платок, она подняла трубку, затем повернулась ко мне:

— Вас Пол Бретт. Говорит, что срочно.

Я подошла.

— Дороти? Ты уже знаешь?

— Нет, не думаю.

— Милая моя… о, господи… Фрэнк умер.

Я ничего не ответила, и Пол нервно продолжал:

— Фрэнк Тайлер, твой бывший муж. Покончил с собой вчера ночью.

— Неправда, — сказала я.

Я не могла в это поверить. У Фрэнка никогда не было ни капли мужества. Во всем остальном — просто очарователен, но мужества никакого. А для того, чтобы решиться на самоубийство, по-моему, нужно быть чуть ли не героем. Подумайте, сколько людей никак не могут отважиться на это, хотя им ничего другого уже не остается.

— Да, — продолжал Пол, — он покончил с собой сегодня под утро, в третьеразрядной гостинице. Недалеко от тебя. Никаких объяснений.

Мое сердце билось медленно-медленно. Медленно и с трудом. Фрэнк… его жизнерадостность, смех, кожа… мертв. Странно, как смерть человека легкомысленного может произвести более тяжелое впечатление, чем гибель натуры глубокой. Нет, я не могла поверить…

— Дороти, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Дороти, ты должна приехать. У него никого нет, а Лола в Риме. Мне очень жаль, но тебе придется взять на себя все формальности. Я за тобой заеду.

Он повесил трубку. Я передала телефон секретарше — ее, одному Богу известно почему, звали Кэнди [2] Candy (англ.) — конфетка. — и села. Она посмотрела на меня и, повинуясь шестому чувству, которое и делает ее незаменимой, открыла ящик с надписью «Дела» и протянула мне хранящуюся там всегда бутылку виски. В рассеянности я сделала большой глоток. Я знаю, почему людям, находящимся в состоянии шока, обычно предлагают выпить: алкоголь настолько омерзителен, что вызывает отторжение, своего рода физическую встряску, которая выводит из оцепенения лучше, чем что бы то ни было. Виски обожгло мне рот и горло, и я в ужасе очнулась.