Эльвира Владимирова - Безнадёжная любовь

— Получил?

— Я?

Богдан шагнул к ней, она не успела увернуться и почувствовала, как уходит из-под ног земля. Он подхватил ее на руки и пошел прямо в море, все дальше и дальше.

— Ты что?

Вода доходила ему уже до пояса.

— Вот найду место поглубже…

Аня испуганно замахала ногами.

— Я не умею плавать в одежде.

Для верности она покрепче обхватила его шею и случайно коснулась губами щеки.

— Ты соленый.

Он осторожно опустил ее в воду.

Завернувшись в одеяло, Аня раскладывала одежду на все еще хранящий дневное тепло огромный валун.

— Не думаю, что она когда-нибудь высохнет.

— Ну и что? — Богдан потянул за угол ее одеяла. — Отдай!

Она посмотрела немножко удивленно и рассерженно.

— Возьми другое.

— Я хочу это.

Она недовольно сбросила свои зеленые одежды, а он подобрал их, накинул одеяло себе на плечи, развел руки. Словно два темных крыла раскрылись, загородив море, далекий горизонт, и сомкнулись за ее спиной.

— Так теплее.

— Да.

Она выправила руку, убрала с лица мокрые волосы и дотронулась пальцами до его подбородка.

Аня смотрела куда-то в сторону, Богдан касался губами ее плеча и ни за что не хотел отодвигаться.

— Наверное, уже скоро утро.

Он молчал.

— Нам надо ехать.

— Угу.

Они по-прежнему лежали.

— Эй!

Плечо дернулось, куда-то пропало, и он почувствовал ее дыхание, оно коснулось теплой волной лба и шевельнуло волосы.

Одежда, конечно же, была мокрой и жутко неуютной, и свежий ветерок возник сразу откуда-то, наверное, из влажных, остывших складок, не слишком дружелюбно обжег холодом.

Богдан наглухо застегнул куртку, Аня накинула сверху одеяло, завязала узлом под подбородком и плотно прижалась к Богдановой спине.

Когда, поставив мотоцикл, пробирались меж невероятного количества незнакомых в темноте вещей, чуть не наступили на Чоню, мирно дремавшего в каком-то закутке. Тот чертыхнулся сквозь сон, но просыпаться и не подумал.

Спасаясь от холода, они закопались в кучу зеленых и красных одеял, немного подрожали вместе.

— Я жутко хочу спать.

Она опять проснулась раньше его. Он открыл глаза, сладко потянулся, увидел ее чуть согнутую спину и провел пальцами по выступающим бугоркам позвонков.

— Что ищешь?

— Где-то здесь должны быть мои часы, — озабоченно объяснила Аня.

— Зачем тебе часы? Уже светло.

В щели между досками, которыми было заколочено маленькое, изнутри зарешеченное окно, заглядывало солнце.

— Тонко подмечено, — ехидно произнесла она.

— Наклонись.

Они поцеловались.

— И все же зачем тебе часы?

— Узнать, сколько времени.

— Это ничего не решает.

Аня задумалась на мгновенье и согласилась, но потом на лице ее опять появилось озабоченное выражение.

— Девчонки, наверное, уже с ума сходят. Я почти сутки не показывалась дома.

— Они же знают, что ты со мной.

— Знают.

У нее был слегка виноватый вид.

— Ясно, ясно. Хорошего же они мнения обо мне.

— Согласись, у них есть причины.

— А я думал, ты скажешь: «Дуры! Они ничего не понимают!»

— Анька — ненормальная! — воскликнула Жанна. — С кем связалась!

— А что? — не согласилась с ней Ольга. — Он, по-моему, вполне ничего.

— Я так не думаю, — выглянула из-за книжки Настя. — После того вечера мне ни на кого из них смотреть не хочется.

— Между прочим, девочки, — Оля сделала многозначительное лицо, — вы заметили, что сейчас они обходят нас стороной?

Жанка хмыкнула.

— Ты хочешь сказать, что это заслуга Аньки?

— Кажется, она ей не в тягость! — Настя отбросила книжку. — Жарко!

— Привет! — в комнате появилась Аня, лицо ее сияло от счастья.

Время. Оно все меняет.

Оно куда-то спрятало счастливый блеск Аниных глаз. И дело заключалось не только в том, что она тосковала без очередной встречи.

Обычный исход подобных историй заранее знали все: он получил от тебя, чего хотел, и больше ты ему не нужна.

Неужели и с ней вышло то же самое? Неужели все умные и расчетливые и на этот раз оказались правы?

Известный сценарий, и Ане по нему досталась самая глупая и предсказуемая роль. Обидно! Невыносимо обидно!

Почему он не сказал прямо? Почему вел себя так, будто что-то обязательно должно быть дальше?

Нет! Просто это она — дура! Наивная дура! Вот и бредет теперь с опущенной головой и бесцветными глазами по дорожке, основательно утоптанной миллионами таких же, как она, наивных дур.

— Хлеб кончился, — пристально разглядывая засохшую белую горбушку, констатировала Настя. — Как мы будем ужинать?