Полин Эш - Мечта моего сердца

Он попытался сосредоточиться на мерцающем блеске и чистоте палаты, решить, какие краски взял бы, чтобы изобразить все это. Почему здесь такие большие, унылые, голые окна? И эти трубы по стенам, и множество веревочек и каких-то шнурков на потолке. И целая армия сиделок для наведения порядка. Стоит шевельнуться, и одна из них уже тут как тут и начинает натягивать и подтыкать одеяло. Строгий порядок, белизна, стерильность угнетали его, ведь он всегда жил в уютном беспорядке и расслабленности.

День тянулся бесконечно. Это был первый день здесь, который он запомнил полностью. В шесть им принесли чай, он не любил чай и отказался, но молоденькая сиделка с печальными темными глазами и смуглой кожей, слишком блестящей, на его привередливый вкус, напоила его из какой-то штуковины, с длинным носиком, похожей на лампу Аладдина, только она была не из покрытой орнаментом меди, а из обычного белого фаянса.

На лице сиделки не было ни грамма косметики, и он вспомнил свою натурщицу, которая теперь осталась без работы: лицо девушки всегда густо покрывал кремово-розовый тон.

Он никак не мог забыть привычный распорядок и вписаться в это многолюдное, суетливое, пропитанное дезинфекцией существование. Тут была старшая медсестра, особа по фамилии Стаф, которая безжалостно гоняла взад-вперед восемь юных сиделок. Стаф с квадратным подбородком была болезненно худая, но крепкая и очень ловкая. Она носила строгие очки и никогда не улыбалась. Дадли с изумлением наблюдал, как умело она поднимала тучного больного с койки напротив с помощью очень толстой неуклюжей сиделки-стажера, которая больше мешала ей, чем помогала.

Толстуху звали Джуэль [1] Jewel (англ.) — драгоценный камень. . Трудно было представить кого-то менее похожего на драгоценный камень. Джуэль должна быть смуглой с оливковой кожей, яркими губами и мерцающими темными глазами. Нет, зеленовато-голубыми, поправился он. Но здешняя Джуэль была круглой, пухлой, пятна на ее халате выдавали увлечение вареньем и плюшками. Стаф откровенно терпеть не могла Джуэль, и «где Джуэль?» было ее повторяющейся музыкальной темой в течение всего дня. Высокая, тонкая и печальная сиделка по имени Фрит тоже была у нее не в чести.

Была еще мрачная особа, с прямой коричневой челкой, и другая, веселая, с разлетающимися волосами и сваливающейся с них шапочкой. Ее главной заботой было возвращать эту шапочку на место.

Дадли не запомнил их имен, как не запомнил имени сиделки с квадратными плечами и жесткими красными руками, словно она только что натерла их льдом.

Сиделка Гамильтон, пожалуй, была неплоха, коробила только ее манера общения. Она давала понять пациенту, что видела случаи и похлеще и что он волнуется попусту.

Дадли не любил чрезмерную практичность и деловитость в хорошеньких женщинах. В девушке ценны прежде всего мягкость и теплота. Одна из девиц — похожая на лисичку, по виду очень себе на уме, ему совсем не понравилась. Она принесла тазик для умывания и, скосив глаза, с любопытством принялась разглядывать его.

Сиделки кормили его, и он это просто ненавидел. Яйца здесь были на удивление невкусные, «в мешочек», как ему сказали, а Дадли хотелось почек, бекона, гренок, но едва он вспоминал о них, как тут же жалел об этом, потому что сразу чувствовал себя больным. Почки, бекон, гренки, чудесный аромат свежеприготовленного кофе, домашнее варенье… Здесь подавали овсянку, всегда слегка подгоревшую, с комками. Возможно, такая пища была правильной, питательной, но повара не мешало бы посадить на хлеб и воду, чтобы отучить портить продукты.

— Скачками интересуетесь? — спросил, повернувшись к нему, Дилкинс и помахал своей газетой, готовый обсудить шансы скаковых лошадок.

Дадли только закрыл глаза. Он любил рисовать лошадей, а не ставить на них. Ему показалось, что он чувствует запах красок. Но увы — это был плод воображения.

Подняв глаза, чтобы взглянуть на свежие хризантемы в огромной стеклянной вазе, стоявшие на его тумбочке, он увидел, как в палату вошла девушка, и в тот же миг шелест газет прекратился и сразу несколько голосов окликнули ее. Дилкинс забыл о скачках и тоже воскликнул:

— Здравствуйте, сестричка! А вы что здесь делаете? Пришли посидеть с нами? Вот это удача. Поболтайте со мной немного.

Его лицо так и сияло. Девушка подошла к нему и помахала рукой другим больным. От нее словно исходило золотое сияние. Золотая кожа, золотые волосы… нет, подумал Дадли с внезапно вспыхнувшим воодушевлением, которое на миг притупило боль, волосы скорее светло-каштановые с золотыми искорками. А глаза — какого же они цвета? Зеленовато-карие и тоже с золотыми крапинками — ореховые?