Морин Чайлд - Всё получится!

Нора поправила полы халата и потуже затянула пояс. Трудно держаться надменно, когда на тебе изношенный до дыр мужской халат. Каким-то чудом ей удалось принять горделивый вид.

– Майк, не нужно говорить со мной как со слабоумной, иначе я за себя не отвечаю.

Только этого ему не хватало.

– Нора, ты мне очень нравишься, я привязался к тебе...

– Бедное мое сердце!

Он решил не обращать внимания на саркастические интонации и зайти с другой стороны:

– Нора, ты – поразительная женщина, я в восторге от тебя, мне невероятно хорошо с тобой. – Он крепко стиснул ей плечи, удерживаясь тем самым от того, чтобы привлечь ее к себе и стиснуть в объятиях. – Но о любви речь не идет.

Нора подняла голову и увидела тоску в его глазах. Что-то в ней оборвалось, разочарование, несомненное и горькое, подступило к горлу. Глупо, конечно, но ей показалось, что стоит ей сказать, и он сознается, что между ними не только влечение. Но он, разумеется, уже принял твердое решение игнорировать электрический ток, который возникает между ними.

И что с того? Она не даст ему повода жалеть ее, в этом она не нуждается. Ей нужна не жалость, а любовь. А если ей не суждено испытать его любовь, значит, так тому и быть. Вообще-то честность – один из ее принципов, но бывают случаи, когда самый честный человек обречен на притворство.

Глубоко вздохнув, Нора встретилась с Майком взглядом и решилась на самую серьезную в своей жизни ложь:

– Не страшно, Майк, мне от тебя ничего не нужно. – Она погладила его по щеке, на сердце скребли кошки, но голос звучал чисто. – Я тебя люблю, но справлюсь с этим.

Он моргнул, вздрогнул, а Норе от произнесенных слов стало легче, непонятно почему. Она продолжала:

– Да-да, ты мне очень помог, и поскольку я больше не девственница, значит, могу надеяться, что найду кого-нибудь.

Глаза у него вправду сузились или ей просто хотелось бы так думать?

Нора приподнялась на цыпочки и поцеловала его – быстро, но так крепко, что почти обожгла губы.

– Я не сомневаюсь, что ты останешься в моем прошлом, когда моя жизнь завертится по-настоящему.

А лгать-то с каждым словом все легче! Дурной знак, не иначе.

Нору удивляло, с какой легкостью Майк глотал ее ложь. Неужели он в самом деле верит, что она развернется к нему спиной и выбросит его из головы? После всего?.. Нет, она его не забудет, не забудет его волшебства. Она даже не представляет, как позволит еще кому-то прикоснуться к ней.

Но ему-то знать это не обязательно.

– Жизнь завертится по-настоящему? – жестко переспросил Майк, и его нижняя челюсть дрогнула.

– Ты понял, что я имею в виду. – Нора провела рукой по волосам. – Мы оба знали, что у нас это временное, так что теперь, когда это произошло, я буду искать своего мужчину, потому что вряд ли нам с тобой разумно проводить время вместе, и...

– Кончай трепаться.

Он с силой притянул ее. Прижавшись к нему, она ощутила его грозную, властную силу. Как хотелось ей верить, что это не в последний раз!

Майк вглядывался в ее черты.

– Если бы все было по-другому...

– Все и так по-другому, – перебила его Нора. – Я – не Викки.

– Знаю, – бросил Майк. – Тогда я тоже думал, что у нас получится. Ан нет. Я не могу рисковать счастьем Эмили.

Будь проклята его бывшая жена. Она-то ушла, а вот наследство оставила не приведи Господь.

Эта женщина прожгла Майка так, что он предпочел замкнуть свое сердце и отказаться от других возможностей.

– Я тебя и не прошу.

– Но тебе нужно что-то.

Верно. Ей нужен путь к его сердцу, но он не готов дать ей то, что ей нужно. Или не хочет. Значит, остается искать нового волшебства.

– Может, поцелуешь? – невинно спросила она. – На дорогу?

– Нора...

– Помолчи, ковбой, и поцелуй меня.

Их губы сомкнулись, и Нора отдалась счастью этого мгновения. А когда он нес ее обратно в спальню, она гнала от себя мысль о том, что это, должно быть, происходит в последний раз.

Ночь прошла в кипении желания и страсти, а утром, когда Майк открыл глаза, Норы не было.

Он остался один.

Дни плелись друг за другом, и она повторяла себе, что ей вот-вот станет легче. Стоит только позабыть Майка.

Нет проблем.

Это, должно быть, не труднее, чем забыть, как дышать.

Днем хлопоты в кондитерской отвлекали ее, но по ночам, когда она оставалась одна, ее осаждали воспоминания, тело горело, ища прикосновений Майка. Она ловила себя на том, что прислушивается, не подъезжает ли к дому грузовик, подумывала, как бы навестить его, и наконец решительно запретила себе столь мелодраматическое поведение.