Эва Киншоу: Создать любовь

— Пэм, ты не могла бы покороче? — неожиданно для себя резко прервала ее Фло. Ей казалось, что она справилась бы со своим раздражением, если бы преданная Памела не запустила очередной панегирик патрону.

— Мистер Найтли намерен построить в Папуа мост...

— Должна огорчить тебя, но я ничего не понимаю в строительстве мостов и мало интересуюсь Папуа — Новой Гвинеей!

— Фло, ты пока еще куратор коллекции мистера Найтли!

С этим мисс Лэтем вынуждена была согласиться.

Обрадованная, Пэм продолжала все более уверенным тоном:

— На приеме будет их министр. Представь себе, он чрезвычайно интересуется искусством австралийских аборигенов. У него огромная коллекция предметов старины... В общем, для тебя будет много работы. И все по твоей части.

Фло опять проглотила пилюлю. Второй камешек столь же метко попал в ее огород. Мистер Найтли не ошибся в выборе секретарши. К тому же Флора, кажется, выпустила на него весь пар. Пикироваться с секретаршей — не в ее обычае. Это сегодня она на какое-то время лишилась самоконтроля. Такое с ней происходит крайне редко.

Флора сухо сказала в трубку, что явится вовремя.

— Встретимся позже. Спасибо, Фло. Ты всегда оказываешься на высоте! — услышала она в ответ бодрый голос Памелы, в котором не было ни тени подобострастия. Пэм с профессиональным умением смягчила тон разговора.

В трубке послышались гудки. Флора опять ощутила, как в ней поднимается волна раздражения. Надо же, даже Пэм поставила ее на место!

Почему я согласилась прийти? — опять спросила себя Фло. Почему я не написала заявления об уходе и не покинула эту контору в ту же минуту? Почему не хлопнула дверью? Что я хочу доказать мистеру Найтли?

Молодая женщина вздохнула и попробовала поразмышлять трезво. Найтли сказал ей в глаза кучу дерзостей, заставивших ее покраснеть. Он бесцеремонно озвучил то, что у других подобных субъектов обычно бывает только на уме. Не всякий осмеливается сказать такое тебе в лицо... Что я должна была сделать? — продолжала вопрошать себя Фло. Спрятаться в монастыре? И все же у него не было никакого повода унижать меня! Зачем эта демонстрация мужского напора? Что ему от меня надо, в конце-то концов?

Она подошла к окну. День догорал. Река причудливо меняла цвет. Флоре надоело копаться в подробностях своей стычки с патроном. Пора было уходить.

Мисс Лэтем взяла свою сумочку и наведалась в дамскую комнату. Она вымыла руки и подправила макияж.

В зеркале отразилась высокая и привлекательная молодая особа. Покойный судья, отец Флоры, когда-то заметил, что она «элегантно сконструирована».

Ее нельзя было назвать хорошенькой в принятом смысле этого слова, но она обладала редкой индивидуальностью.

Высокие скулы, прямой нос, едва заметные веснушки на матовой коже щек, хорошо очерченные губы и безукоризненные зубы. Можно было бы еще отметить красивую шею и плечи, узкие ступни и выразительные темно-серые глаза. Только что бушевавший жар негодования, казалось, не оставил в них ни малейшего следа. Они смотрели на мир спокойно и невозмутимо.

Флора тряхнула короткой гривкой густых темных волос, словно отгоняя неприятные воспоминания, достала тюбик губной помады, решив еще чуть-чуть подправить губы. На ее коротких, ухоженных ногтях не было лака, а на мизинце левой руки сверкнуло маленькое золотое кольцо-печатка. Женщины обычно не носят таких колец.

Флора опять почувствовала себя уверенно.

Ей исполнилось двадцать восемь лет. Отец, известный в стране юрист, оставил ей приличное состояние. Матери она почти не помнила, та умерла, когда Фло была еще ребенком. Воспитанием, образованием, вкусом Флора была обязана только отцу. В последнюю пору своей жизни он заседал в Верховном суде страны. Отец поощрял страсть дочери к путешествиям, что способствовало углублению знаний на избранном ею поприще искусствоведа. Она давно имела репутацию серьезного профессионала.

Что ж, окончательно решила Фло. У меня действительно нет никаких причин пасовать перед мистером Найтли. Но я не хочу близко подпускать его к себе. Это мое право. Пусть только попробует еще раз переступить черту!

— Я думаю, господин министр, самые известные австралийские импрессионисты вышли из так называемой Хейдельбергской школы. И, это уже совершенно бесспорно, именно они были первыми национальными художниками нашей страны, если не считать аборигенов. Что же касается последних, то, увы, лишь сейчас мы наконец-то научились их по-настоящему ценить.