Натали Де Рамон: Пропуск в райский сад

— Прости! — Он бросился ко мне и, присев на краешек дивана, схватил мои руки и стал целовать их. — Пойми же! Больше всего на свете я боюсь, что ты вернешься к нему…

— Ты с ума сошел? Мы ведь ждем ребенка!

— Ну и что? Он ведь лучше меня! Умнее! Красивее! И он очень тебя любит!

— Не болтай ерунды! Он любил всегда только самого себя.

— А ты? Ты не пошла бы замуж без любви. Ты же его любила?

— Ой, не знаю, Марк. Это было так давно… И вообще, к чему этот разговор? У тебя до меня тоже были другие женщины, я же не ревную к ним.

— А вот я готов ревновать тебя даже к Филену!

— Ну ты точно сегодня с ума обалдел. — Я постучала пальцами по его виску. — Или это просто неудачная шутка?

— Шутка, конечно. Хотя Бетрав очень удивился, когда…

Я не дала ему договорить, закрыв его рот рукой, и тут же ощутила поцелуи на своих пальцах.

— Марк, Филен был дружком Фифи Вержиль, а она — не самая моя близкая подруга, чтобы через двадцать лет я помнила имена ее кавалеров, которых не видела никогда в жизни. Тем более что за глаза она называла его всегда «мой адвокатик». Он же правда маленького росточка. Мама — другое дело. Она всю жизнь живет в Альбуа и не хуже вашей Полетт знает все про всех, хотя и нос дерет, что все это ниже ее достоинства.

— Ну и чем же ты так досадила Фифи и Филену, что они, как Монте-Кристо, двадцать лет готовили месть? — Марк заметно оживился.

— Понимаешь, я тогда была моложе Лолы, и меня абсолютно не интересовали амуры таких старых теток, как тридцатилетняя Фифи. Меня вообще не интересовали амуры! Меня интересовала только экология и журналистика. Да, не смейся. Экология. На полном серьезе. И я мечтала сделать какой-нибудь совершенно необыкновенный материал, чтобы получить большой грант и, соответственно, возможность образования. А потом приложить все силы для защиты окружающей среды. Ну не смейся, Марк. Надо мной же тогда смеялись абсолютно все! И мама, и ее поклонники, и мои одноклассники.

Не смеялась одна Фифи. Она пыталась вести у нас в школе факультатив по стилистике, но буквально через пару недель на занятия стала приходить только я, и ее факультатив быстро прикрыли. Но Фифи, тут надо отдать ей должное, все-таки что-то там во мне разглядела и устроила внештатником в нашу местную газету, где работала сама. Мама уже не смеялась, а страшно негодовала: незачем девочке общаться с незамужней женщиной! Ничему хорошему та ее не научит. Тем более незачем вертеться среди репортеров — одно пьянство и разврат. Девочке должно подружиться с хорошим одноклассником, желательно с соседом, а по окончании школы, не затягивая, выйти за него замуж. Одноклассник и сосед имелся у мамы на примете, но меня тошнило уже от самой ее идеи. Экология и журналистика!

После школы я сразу же отправлялась к Фифи в редакцию. И делала там все для нее — перепечатывала ее тексты, расшифровывала интервью, составляла по ее запискам материалы, вычитывала верстку. Сама же Фифи после моего прихода обычно убегала по делам редакции. Теперь-то я понимаю, что была для нее просто «негром», а тогда страшно гордилась ее доверием — я же сидела за ее столом! Зато и научилась многому, чему никогда не научит институтская профессура. Только практика.

Однажды позвонил какой-то мужчина и попросил Фифи к телефону. Я сказала, что мадемуазель Вержиль еще не вернулась из мэрии, где она делает репортаж о встрече нашего мэра с мэром итальянского города-побратима, и посоветовала позвонить ближе к концу рабочего дня. Мужчина поблагодарил и повесил трубку. А через какое-то время в редакцию влетела разъяренная Фифи и стала орать на меня, дескать, как я смела всем докладывать, где она и что она делает. Я была потрясена. Я сказала чистую правду! И она сама всегда просила меня обязательно говорить, где она, когда звонят и спрашивают.

Я вернулась домой в слезах и пожаловалась маме. А мама начала злорадствовать, мол, она всегда мне говорила, что не нужно с газетчиками якшаться. Что там — сплошной разврат. И что Фифи — любовница мэра. И что после встречи с мэром-побратимом наш мэр наверняка с ней отдыхал. А тот мужчина, который звонил, тоже наверняка ее другой любовник. И что весь город уже знает, что он застал их вместе и устроил скандал.

Я не поверила и в другой ситуации поссорилась бы с мамой, но в тот вечер я уезжала в Париж. Это был мой последний вечер дома, и было бы глупо ссориться. Мама же могла бы запросто не выпустить меня из дома. Через пару дней я позвонила маме из Парижа. Она отругала меня, что я столько времени не давала о себе знать, и как бы между прочим рассказала, что Фифи с ее адвокатиком в тот же вечер поехали куда-то на машине и попали в жуткую аварию. Позже выяснится, что у адвоката после аварии помутился рассудок, а Фифи уволится из газеты и уедет из города. Еще мама рассказывала, что адвокатик периодически сбегал из лечебницы, каким-то образом добирался в Альбуа, бродил по городу и разыскивал Фифи, чтобы ее убить.