Барбара Делински: Никогда не спорь с боссом

Джулия права: он любит женщин с пышными формами, а эта такая худышка. Он любит длинноволосых, а у нее короткая стрижка. Он любит веселых, а она серьезна. Он любит откровенно женственных, а она, определенно, от этого далека.

Почесав в затылке, он пожал плечами.

— Понятия не имею.

На следующий день он все еще пытался разрешить эту загадку. Справившись с тем делом, ради которого приехал в Балтимор, он, сам не понимая, каким образом, оказался возле здания, где находился офис Алана. До сих пор он ни разу не был на работе у Алана, поэтому постарался убедить себя, что приехал именно по этой причине. Но оправдание хромало на обе ноги. На самом деле ему хотелось еще раз хоть одним глазком взглянуть на Коринну.

Взглянуть-то он взглянул — но и только. Это произошло в начале первого, когда Алан с Коринной вернулись со встречи с клиентами. Коррей провел долгие полчаса в приемной, терпеливо выдерживая зазывающие взгляды секретарши, прежде чем они вошли. Не успел он подняться, как Коринна, мимоходом кивнув, исчезла у него за спиной, и огромные двери, ведущие в святая святых фирмы, бесшумно поглотили ее.

Алан остановился.

— Коррей! Не ожидал тебя здесь увидеть. Я думал, у тебя с утра встреча.

— Я с ней развязался с час назад и решил, что надо как-то убить время. Мой рейс еще не скоро.

Алан кивнул в сторону лифта:

— Ну, пойдем перекусим.

— А что, если сначала совершить экскурсию по твоему офису? — Он беглым взглядом окинул приемную — стены, отделанные превосходным красным деревом, сверкающую медными ручками мебель, полы, устланные дорогими дорожками. — Высший класс, судя по всему.

Он достаточно хорошо знал своего друга, чтобы задеть его слабую струнку. Как бы то ни было, но Алан расплылся в улыбке:

— Еще бы! — На этот раз он кивнул в сторону многообещающих двойных дверей и сам направился к ним. — Пошли.

Коррей шагнул следом. На него посыпался град объяснений, многие из которых он уже слышал, но ни одно, тем не менее, не прервал, поскольку для него они были исключительно, средством достижения конечной цели.

— Ну ладно. Где она? — спросил он уже в кабинете Алана.

— Кто? — Вид у друга был такой же невинный, как у кота с лоснящимися от сливок усами.

— Сам знаешь — кто.

Алан минуту колебался, но решительность, написанная на лице Коррея, граничила с неумолимостью.

— Коринна? Не знаю. Может, в дамской комнате. А скорее всего, ушла на ланч.

— Удобное объяснение.

— Сейчас время обеденного перерыва. Она же должна пообедать.

— Включая и право лично решать, с кем ей хочется встречаться, а с кем — нет. Ну же, Алан. Мне известно, что она не замужем, и что ни с кем определенным она не встречается. Что ты имеешь против того, чтобы я с ней поговорил?

— Коринна не в твоем вкусе.

— Это я уже от Джулии сто раз, слышал. Ты меня к ней только подпусти, а я уж сам решу.

— Вот видишь? Даже от твоих слов исходит угроза. Подпустить тебя к ней… Да что я, ненормальный, что ли?

— Я не кусаюсь.

— Знаю. Ты заглатываешь целиком.

— Меня разбирает любопытство. Вот и все.

— Что за любопытство?

— Не знаю. — Ответ прозвучал спокойно, но он уже начинал выходить из себя. — Обычная внешность, обычная фигура, вообще все — обычное. Под этой оболочкой должно что-то крыться. — Что-то кроется в ее глубоких, непроницаемо-карих глазах, подумал он, но вслух этого не произнес. Не смог. В жизни его называли кем угодно — обольстителем, дьяволом, ловеласом, грубияном, — но только не романтиком. Алан еще подумает, что он размяк. — Вы с Джулией ее любите. Почему?

— Я ее люблю потому, что она умна — остра как меч и проницательна. Джулия ее любит потому, что она практична, прекрасно ладит с детьми.

— Так почему я не могу ее полюбить?

— Можешь. И полагаю, полюбил бы. Вот в чем я не уверен — так это в том, что это пошло бы на пользу Коринне. — Он пригладил густые черные волосы, обошел стол и опустился в свое начальственное кожаное кресло — тактический ход, которым он наверняка надеялся придать следующим словам больший вес. — Она особенная, Коррей. Скрытная, в чем-то даже чопорная. Близкого мужчины у нее в жизни не было. Живет скромно, проводит дни — а часто и ночи — за работой, приглашения принимает с величайшей осторожностью, да и то, лишь чтобы отметить какое-нибудь событие. Но, несмотря на всю ее внешнюю стойкость, она очень ранима. Я не хочу, чтобы ей причинили боль.

— Я всего лишь хочу с ней поговорить.

— И что потом?

— Потом… возможно, просто уйду, если окажется, что мы друг другу неинтересны.