Барбара Макмаон - Втроем в будущее

По дороге они немного поговорили о каких-то незначащих мелочах. В ресторане было полно народу, и пришлось минут двадцать подождать.

Когда они сели за столик, Анна-Лиза взглянула на Доминика.

— Ну, — начала Анна-Лиза оживленно, — как твои выходные? — Она не расстроится, что бы он ни сказал.

— Интересно, — ответил Доминик. — Я виделся с отцом, потом, с Филис.

Анна-Лиза улыбнулась через силу. Она не желала ничего слушать о визите Доминика к женщине, на которой он был женат до нее.

— И?

Он подвинул вилку и взглянул на нее.

— Все прошло удачно. Тебе нужно возвращаться на работу после ланча?

— Я собиралась.

— Возьми отгул и поехали со мной.

— Куда?

— В Национальную галерею искусства. Там выставка Моне. Ты ведь любишь его. Идем?

Анна-Лиза кивнула. Она любила импрессионистов, а Моне особенно. Странно, что она ничего не слышала о выставке.

— С удовольствием.

— Тогда сразу после ланча. И я расскажу тебе больше о своих выходных. Из звонков твоих родных я понял — ты сказала им, что я не очень обрадовался твоей беременности.

— Они звонили тебе? — Анна-Лиза была изумлена.

— Я получил три сообщения вчера вечером, а сегодня Шон и Патрик тоже прислали по одному. И даже Трей оставил мне сообщение.

Анна-Лиза не знала, плакать ей или смеяться. Господи, что же они там понаписали? Она решила поговорить с родственниками позже.

— Ты говорил с кем-нибудь из них?

— Нет, поостерегся. Но я не могу игнорировать их вечно. — Доминик снова подвинул вилку.

Анна-Лиза никогда раньше не видела, чтобы ее муж нервничал. Сердце сжалось у нее в груди. Наверное, он не знает, как сказать ей, что их брак его больше не устраивает. Но она не собирается помогать ему. Если хочет развода, пусть скажет ей это прямо в лицо.

Официант принес их заказ. Анна-Лиза принялась за свою лапшу. Обычно она любила это блюдо, но сегодня почти не чувствовала его вкуса. А Доминик слишком нервничал, чтобы есть.

Закончив есть, они отправились в галерею. Анне-Лизе было трудно молчать. Даже тихая обстановка и картины любимого художника не успокаивали ее.

Они остановились возле одной из любимых картин Анны-Лизы.

— Она прекрасна, — произнес Доминик.

— Я тоже так считаю. Видишь детей, которые бегают по мосту и кидают в воду камешки?

— Нет. Я вижу тихий сад. Место, куда люди приходят подумать о жизни и решить что-то важное.

— Расскажи о своих выходных, — попросила Анна-Лиза, когда муж замолчал.

Доминик огляделся, взял жену за руку и увел к другой картине.

— Они оказались интереснее, чем я ожидал. Сначала я поехал в дом, где прошло мое детство. Я не узнал его. Там все изменилось. Потом я поехал к отцу. Мы поговорили. Он удивил меня, сказав, что однажды попытался получить место в театре в Нью-Йорке.

— Но его не взяли?

— Верно, и он не стал больше пытаться.

— Плохо. Могу поспорить, что со временем он бы устроился куда-нибудь.

Похоже, ему проще валить все на обстоятельства, чем на собственную инертность.

— Так же как проще винить кого-то другого в том, что у него появился ребенок? — осторожно начала Анна-Лиза.

— Мне сложно говорить об этом, Анна-Лиза. Но я дал себе клятву и сдержу ее. Ради тебя и меня. Ребенком я часто слышал, как отец корил мать в том, что появился я. И только сейчас я понимаю, что не во мне причина того, как он прожил свою жизнь. Я был просто удобным оправданием. Интересно, что бы он говорил, если бы мама не забеременела.

Анна-Лиза не понимала, к чему он ведет. Значит ли это, что Доминик не будет считать малыша обузой, как это делал его отец?

— Я должен был сказать тебе о своей женитьбе, когда мы встретились впервые. Прости, что не сделал этого.

— Но почему ты не сказал? В самом начале я не обратила бы на это большого внимания. А после стольких лет молчания… Я начала задумываться, достаточно ли мы с тобой близки, чтобы делиться всем?

— Я хотел забыть о первом браке. Сделать вид, будто его и не было. Стереть из жизни двенадцать месяцев, как будто у меня за плечами нет тяжелого груза. В то время для меня это было важно. Быть таким же беззаботным, как другие студенты. Ты можешь это понять?

— Могу, но ты мог бы открыться мне, когда мы обручились.

— Ты была молода и полна энтузиазма и оптимизма. И я не хотел, чтобы мое прошлое легло тяжким грузом и на тебя. А потом мы стали жить вместе, и я так и не нашел подходящего момента, чтобы рассказать тебе все. С каждым днем прошлое уходило все дальше и дальше, и я стал думать, что оно уже не настигнет меня.