Анна Макстед - Витамины любви, или Любовь не для слабонервных

— Черт возьми! — ответил Джейсон и потопал к мусорному ведру. Вытащил свой дневник и засунул в самый дальний угол ящика комода, где хранил носки.

Я улыбнулась. Я сумела оградить этого человека от огорчений и неприятностей.

Сейчас, спустя четыре года, я сама его огорчила. Сразу захотелось убежать подальше. Я не могла быть рядом с ним, когда он в таком состоянии. Меня это отталкивало. Признаюсь, не самое благородное чувство, но, надеюсь, по-человечески понятное. Инстинктивно отдаляешься от человека, который, скорее всего, будет мучаться, примитивно выражаясь. Мне тут же стало стыдно за это свое желание. До сих пор я считала, что мое стремление уберечь Джейсона от страданий объяснялось любовью к нему. Теперь я размышляла, не объясняется ли оно тем, что я не выношу зрелища, когда мужчина хнычет.

— Джейсон, — начала я. — Ты меня прости. Я… ты знаешь, я к тебе отношусь как раньше. Но… — Не хотелось проявлять досаду, но трудно было ее сдержать. — Ты… меня удивил этим заявлением. Ты знаешь, как я отношусь к браку.

От гнева лицо Джейсона пошло красными пятнами.

— Ты так сказала, будто это дурацкая компьютерная программа! — закричал он. — Ты просто дура, брак не сам по себе хорош или плох, он от людей зависит…

— Я…

— Пять лет! — орал он. — Целых пять! Ты что думала, так будет тянуться вечно? Мне уже двадцать девять, я потратил на тебя столько времени! Что в браке такого уж страшного? Что получатся дети? Не понимаю, чем ты не такая, как все? Что плохого в том, что делают все нормальные люди?

Я почувствовала, что у меня чешутся глаза. Обычно я не теряюсь, болтаю что угодно, даже на постороннюю тему. Обычно меня просто не заставить молчать. Но тут я не находила слов. Есть такая категория людей, которые годами упорно жертвуют собой, чтобы доставить удовольствие другому, и свое неудовольствие проявляют, только когда доходят до последней черты. Вот тогда они могут зарезать любимого. Джейсон не совсем попадал в этот разряд, но сейчас оказался на грани. А ведь до сих пор был вроде бы вполне счастлив. И теперь оказывается, что этот тип не только тайно покупал журналы для невест и хранил их под матрацем, он еще старался сделать меня матерью. Подозреваю, что он годами делал дырки в презервативах.

— Двадцать девять — не так много, — заметила я. — Некоторые не обзаводятся детьми и в пятьдесят.

У Джейсона в руках была шариковая ручка, и при моих словах он, скорчив рожу, как Джек Николсон в «Сиянии», сломал ее пополам.

— Да я просто так сказала, не заводись, — испуганно стала оправдываться я.

Джейсон вцепился себе в волосы и хрипло закричал:

— Ты, с какой планеты? Ты, видно, даже не знаешь, что такое сочувствие!

Из соседнего номера стукнули кулаком в стену.

— Ну, тогда зачем тебе жениться на мне? — ответила я.

Торжественно промаршировав к двери, Джейсон широко распахнул ее и вышел.

Может, хотел, чтобы я бежала за ним. Но поскольку именно в тот момент я не сумела угадать, чего ему бы хотелось, то решила остаться на месте. Села на пол и закрыла глаза. Казалось, голова вот-вот лопнет. Я так же, как и все, ненавижу выяснение отношений. Один из самых неприятных аспектов моей работы (есть и другие) — это необходимость «запротоколировать претензии». Было время, когда для выполнения этой задачи мне приходилось брать с собой для самообороны Мейси — старого жирного черного Лабрадора, собственность Грега.

Толку от него было не больше, чем от манекена мужчины, которого некоторые одинокие женщины-водители сажают на пассажирское сиденье, чтобы отпугнуть хулиганов.

Однажды такое выступление в ролях Тернера и Хуча окончилось весьма плачевно: мне пришлось иметь дело с владельцем двух тощих молодых эльзасских овчарок, и в итоге я уносила ноги вниз с третьего этажа, таща Мейси на плече. Ничего смешного. Потом целый месяц по три раза в неделю пришлось ходить на физиотерапию. Грег тогда назвал меня психопаткой и отказался оплачивать лечение. Неприятный был момент, но, если сравнить с моими делами на сердечном фронте, не самый худший.

Я вздохнула. В комнате было жарко, пахло печеной картошкой. Я посмотрела на стол, где подсыхал наш обед. В желудке у меня заурчало. Я приложила все силы, чтобы проигнорировать эти звуки, но заурчало громче. Я еще раз взглянула на стол. Сморщенная картофелина для меня была как русалка для моряка. Какой от нее вред? Может, успею съесть быстро. Но, конечно, Джейсон явился, когда я сидела с набитым ртом. Я перестала жевать, но понимала, что все равно нехорошо получилось. Даже, я сказала бы, бессердечно.