Эмми сразу подумала о чердаке. Во-первых, она уже не раз пряталась там от житейских бурь, а во-вторых, на чердак можно было подняться без риска привлечь к себе чье-либо внимание. Достаточно было отогнуть от забора доску, проникнуть в заднюю часть сада, зайти в небольшую пристройку, заваленную хламом, который, по словам бережливой Айрис, обязательно пригодится, подняться по узким и редким деревянным ступенькам и ты уже на чердаке, в своем маленьком царстве без подданных.
Свой план Эмми осуществила почти безукоризненно. Почти — потому что ее почуял Бобстер, вездесущий старина Бобстер, любивший Эмми больше, чем Джорджа, которому был обязан своим появлением в доме. К счастью, Бобстер отличался не только великолепным обонянием и слухом, но и умом, а потому не стал приветствовать юную хозяйку раскатистым лаем, а удовольствовался лишь тем, что легонько ткнулся носом ей в щеку и ласково лизнул шершавым языком.
В обмен на молчание Эмми пришлось взять Бобстера с собой на чердак. В конце концов, он единственный друг, из-за которого у нее нет неприятностей.
Просидев на чердаке около часа, Эмми окончательно пришла к выводу, что она самый несчастный подросток на свете. Во всяком случае, среди тех своих сверстников, которых Эмми знала довольно неплохо, она уж точно получила бы пальму первенства за неудачи.
— Ты только подумай, Бобстер… — устав от внутреннего монолога, Эмми решила хоть с кем-то разделить свою душевную драму, — со мной все время что-то случается. Вспомнить хотя бы детство. В детском саду я дала лучшей подруге Бетси свою любимую игрушку, а та не только ее сломала, но и всю вину свалила на меня. В младшей школе Эрни, мой сосед по парте, которому я дала списать сочинение, соврал учительнице, что я всю дорогу пялилась к нему в тетрадь. А потом Мадлен Джонс, которую я считала лучшей девочкой в классе, разыграла меня со своими подружками и украла одежду, когда мы переодевались после бассейна. Мне тогда пришлось вылезать из раздевалки, закутавшись в простыню. Жуть! Как это было унизительно, — поежилась Эмми. — Но самое паршивое, что этот случай мне припоминали до самой старшей школы. А теперь? Теперь, когда у меня появилась хоть какая-то популярность и со мной стал встречаться самый классный парень в школе, моя лучшая подруга наврала ему с три короба и закрутила с ним сама. И все это перед каникулами. А я так надеялась, что мы проведем их вместе… — На глаза Эмми навернулись слезы.
Бобстер, пожалев свою несчастную хозяйку, подобрался к ней поближе и устроился около ее ног.
— Только ты меня и понимаешь, — вздохнула Эмми. Мысль о том, что она самая-самая несчастная, немного согрела душу: в конце концов, самым-самым, пусть даже и несчастным, быть лучше, чем прозябать в сером мирке, лишенным как радостей, так и невзгод. — И почему я такая наивная дура?! Просто жуть! Вечно кто-то водит меня за нос и выставляет какой-то имбецилкой. А я, как будто у меня и впрямь работает только одна извилина, продолжаю вестись на разводки своих типа друзей. Когда мы подружились с Анной, я во всем ей помогала: решала за нее задачки по математике — ведь бедняжка не могла справиться даже с простецким уравнением, — писала за нее сочинения — ведь она не могла описать даже картинку с цветком и вазой. А когда Анна убегала на свидания с парнями, кто втюхивал ее предкам байку про дополнительные занятия по истории? Ведь было время, когда наша Анна думала, что войну между Севером и Югом развязал Авраам Линкольн… Конечно, имбецилка Эмми делала для Анны все: если дружить, так разбиваться для друзей в лепешку. Нет уж, хватит с меня! — Эмми тряхнула головой и провела рукой по мокрым щекам. — Больше я никому не буду верить. Никому и никогда. И помогать тоже не буду — пошли они все…
Эта мысль настолько придала Эмми сил, что она порывисто вскочила и тут же ударилась головой о полку, которую много лет назад кто-то поставил на старенький сервант.
Эмми тихо заскулила, потирая ушибленный затылок, и тут же услышала скрежет: неаккуратно поставленная полка накренилась. Еще чуть-чуть — и полка свалилась бы на Эмми, но она успела удержать ее рукой, крикнув Бобстеру, чтобы он отбежал подальше. Полка все-таки свалилась, но, благодаря задержке, наделала куда меньше шуму и разрушений, чем могла бы.
С полки, давно лишившейся стекла, свалились несколько тетрадей, два школьных дневника и толстый ежедневник в фиолетовом переплете, сделанном под кожу. На обложку ежедневника обладатель зачем-то прилепил прозрачным скотчем листочек, на котором красовалась надпись, сделанная, как показалось Эмми, детской рукой: «Мой задачник».
Читать дальше