Кей Мортинсен: Любовный розыгрыш

— Что, черт побери, с нею стряслось? — раздраженно закричал Жильбер с веранды. — Это ты ее довел…

— Я думаю, тебе лучше уйти, — перебил его Филипп, не скрывая ярости, — пока я тебя еще не прикончил!

— Потому что она — моя дочь? — разозлился старик. — Или потому, что ты мне не сын?

Нэнси почувствовала, что выскальзывает из внезапно ослабевших рук Филиппа. Ничего не видя, он опустил Нэнси на ноги. Глаза его сузились.

— Что ты сказал? — с ненавистью спросил он.

Жильбер усмехнулся.

— Я подумал, мои слова вышибут из тебя спесь. Ты не мой сын, Филипп. Теперь, когда объявилась моя законная наследница, я могу тебе об этом сказать. Ты — внебрачный! Твоя мать и я были женаты целых шесть лет и никаких намеков на потомство у нас не было. Я очень хотел сына. Ты… В общем, мы тебя усыновили, ни я, ни моя жена не были твоими родителями. В твоих венах нет ни единой капли моей крови.

Нэнси казалось, что она лишится чувств. Значит, Николь права! И — никаких проблем!

— Мы… мы не брат и сестра? — спросила она. С нее словно свалилась гора, избавив от вины и отчаяния. Ей никогда и в голову не могло прийти, что она окажется законным ребенком Жильбера, а Филипп…

— Милый!

Но тот уже подбрасывал ее в воздух, смеясь и целуя одновременно. А потом прижал ее к груди. Сердца у них бились одинаково бешено. Они не брат и сестра. В эти минуты не было на свете более чудесных слов!

— Черт побери, Филипп, что ты делаешь? Неужели ты не расстроен? — Казалось, Жильбер был разочарован.

— Ничуть! — захохотал Филипп. Он гладил волосы Нэнси и не сводил с нее глаз. — Я просто счастлив!

Лицо старика исказилось от ярости.

— Не надейся, что я расскажу тебе, кто твои родители! Жди, пока рак свистнет!

— Честно говоря, — спокойно произнес Филипп, — мне на это наплевать!

— Никакого поместья в Голубой лагуне ты не получишь! — кричал ди Клементе. — Я отдам плантации и дом своей дочери и ее мужу!

— Годится! — улыбнулся Филипп. Глаза его сверкали от радости, что отец не знает их с Нэнси тайны. — Я полагаю, любимая, за это надо выпить. Я очень этого хочу. Шампанского?

— Шампанского! — радостно согласилась Нэнси. Боже, она снова может жить, может любить!

Они ушли подальше от дома и спустились к бельведеру на пляже. Было слышно, как Жильбер громко ругается на весь дом. Потом в заливе послышался шум мотора отплывающего катера. Когда он стих, Филипп зажег разноцветные фонари, специально заготовленные для торжественных случаев.

— О, Филипп, я никак не могу поверить свалившемуся на нас счастью! — воскликнула Нэнси.

— И я тоже! — Голос его дрожал, а глаза стали подозрительно мокрыми.

Нэнси проследила, как он открывает шампанское, и вдруг снова подумала — может быть, его мать — Николь? Но тут же вспомнила, что той во время его рождения было только пятнадцать или шестнадцать лет.

— Забавно, — произнесла Нэнси, — что после стольких лет поисков я наконец-то нашла своих родителей, по крайней мере — одного из них! Даже не знаю, принесло ли мне это радость или нет. Ты же потерял обоих родителей и нисколько об этом не жалеешь!

— Это потому, что мы с тобой едва не потеряли то, что для нас теперь гораздо важнее, — заметил Филипп. — Я имею в виду — друг друга. — Он наполнил бокалы. — Ну а сейчас, когда этого не случилось, все остальное не имеет никакого значения.

— Не скажи! — вздрогнула Нэнси. — Когда я подумала, что ты мне изменил, весь мир обрушился. Никогда не забуду, что я тогда почувствовала. Такой шок…

— Прости меня, любимая! — горячо произнес Филипп. — Мне больно даже подумать, что я причинил тебе такие страдания. Но я не мог сказать тогда правду. Не мог позволить тебе жить с той ужасной мыслью. Я решил, что будет лучше, если ты меня возненавидишь, станешь презирать. А может быть, найдешь кого-нибудь другого и полюбишь его. Но сердце у меня разрывалось!

Нэнси протянула руку к его щеке, пытаясь разгладить суровые морщинки, появившиеся при воспоминании о той страшной минуте.

— Сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь смогла снова кого-нибудь так полюбить, как тебя!

Филипп сжал ее в объятиях.

— Признание отца подтвердило мое опасение, которое одолевало меня с того самого момента, как я понял, что полюбил тебя. Поверь, этот страх постоянно преследовал меня во время нашего медового месяца, — прошептал он ей на ухо. — Но мне тогда казалось, что у нас с тобой все слишком хорошо, а этого просто не может быть! И я все время боялся, что однажды утром проснусь, а тебя нет, что ты просто игра моего воображения!