Миранда Ли: Крик молчания

Она уже готова была. впасть в еще большее отчаяние, когда вдруг припомнила комплименты Эллиота, к тому же заверившего ее в своей искренности. Он сказал, что у нее прекрасная кожа, чудесные глаза и рот, просто напрашивающийся на поцелуй. Неужели он льстил ей из одного лишь желания сделать так, чтобы она не чувствовала себя такой несчастной? Или он говорил правду? Боль немного отпустила ее сердце. Ведь даже Расселл признавал, что она не так уж плохо выглядела.

Одри поднялась и нерешительно подошла к высокому зеркалу на ножках, что стояло в углу комнаты. Уставившись на свое отражение, она провела рукой по лицу и рту. По ее собственному мнению, ее кожа всегда выглядела слишком бледной, глаза-слишком большими, а рот, казалось, принадлежал маленькой девочке. Но в общем… в общем она не была совсем уж дурнушкой. Пожалуй, всего лишь бесцветной…

Ей припомнилось обидное замечание Расселла о том, что одежда ее была ужасной, и она невольно присмотрелась к ярко-розовому костюму, в который была одета. Одри нахмурилась, признавая, что, костюм, если и не был ужасным, то все же плохо подходил к ней. Странно, — ведь у Лавинии был точно такой же костюм, только красный, и на ней он смотрелся великолепно. Одри понимала, что ее фигура не была столь эффектной, как у мачехи, но все же она была хорошей. Стройная и достаточно выпуклая в нужных местах.

Расстроенная, она нахмурилась еще больше. Если бы у нее было «чувство моды», свойственное многим женщинам. Но у нее этого чувства, увы не было. Никогда. Как она хотела, чтобы у нее был кто-то еще кроме Лавинии, у кого она могла бы спросить мнение о себе. Кто-то достаточно взрослый и объективный, кто был бы абсолютно честным с ней. А ведь Лавиния могла говорить, что те или иные тряпки хорошо смотрятся на ней, лишь из желания не сделать ей больно.

И тут в который раз с вечера в пятницу ее мысли вернулись к Эллиоту Найту.

Эллиот сказал бы ей правду. Эллиот честен до грубости. Эллиот…

… Он привез ее домой в мрачном молчании и грубовато простился с ней на ступеньках, ведущих к дому.

— Я не буду извиняться за то, что случилось, Одри, — резко произнес он. — Часть ответственности лежит на вас самой. Вы взрослая женщина, и вам пора уже начать думать и действовать как таковой. Во-первых, в будущем не позволяйте любому привлекательному незнакомцу увозить вас к себе домой, как вы это позволили мне сегодня вечером. Это наивно и опасно. Во-вторых, не давайте заманить себя в постель любому мужчине, если только сами не захотите лечь с ним в эту постель. В-третьих, будьте самой собой в любых обстоятельствах. Сами составляйте свои мнения о том, каковы вы на самом деле и что собираетесь делать. У вас только одна жизнь, Одри. В конце концов, вы должны жить в соответствии со своими собственными решениями. Только позаботьтесь, чтобы они были действительно вашими.

Уже уходя, он бросил через плечо:

— Я не собираюсь звонить вам, Одри. Продолжение дружбы со мной в данный момент не отвечает вашим интересам. Конечно, если вы опять попадете в настоящую беду, не колеблясь, позвоните мне, — я помогу, чем смогу.

Одри со вздохом опустилась на краешек кровати. Она вынуждена была признать, что желание спросить совета вряд ли можно было приравнять к действительной беде. Да и не осмелится она ему позвонить. Если откровенно, ей просто не хватит на это храбрости. Сама мысль о том, как Эллиот будет отвечать ей своим ледяным голосом, бросила ее в дрожь. Вообще любая мысль об Эллиоте выводила ее из равновесия.

У нее екнуло под ложечкой, когда она вспомнила ощущение от его поцелуя, от его языка, проникшего глубоко в ее рот. Ее сердце сумасшедше забилось, и несколько секунд кровь с шумом бурлила в ее голове. В тот момент она была поражена вспыхнувшим в ней желанием. Такого она ни разу не чувствовала с Расселлом. Даже сейчас, при одном воспоминании, ее бросило в жар. Хотелось бы ей знать, что произошло бы, если в панике она не начала бы сопротивляться, а Эллиот не остановился.

От этой мысли ее сердце снова забилось часто-часто. Одри подозревала, что именно эта мощная физическая реакция, которую мог вызвать в ней Эллиот, а вовсе не измена Расселла, привела ее к таким страданиям ночью в пятницу. Одри не хотела, чтобы Эллиот отвозил ее домой. Она жаждала, чтобы он уложил ее в постель. Неужели такое возможно: за один вечер она разлюбила одного мужчину и тут же влюбилась в другого! Но ведь это безумие!

Хотя, может быть, и не такое уж безумие, призналась себе Одри, если на самом деле она вовсе не была влюблена в Расселла. Вероятно, ее просто привлекала его внешность, ей льстило его внимание и соблазнила его ложь. Маленькая, глупенькая Одри, жаждущая любви, готовая в отчаянии поверить любому, кто пообещает ей любовь. Ее бросило в дрожь при воспоминании о той лжи, к которой прибегал Рассел, чтобы заманить ее в постель. Совершенно очевидно, что внутренне он постоянно смеялся над ней.