— Нет, прошу тебя, не надо! — взмолилась Клэр. — Не надо больше ненависти. Она разъедает душу. Ты должен простить себя. Я уже давно простила.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
— Почему, Клэр? — Его глаза напряженно вглядывались в ее лицо в поисках ответа. — Почему ты простила меня, ведь я отказался от тебя, бросил в самую тяжелую минуту?
— Ты не бросал меня. Ты не мог быть рядом.
— Но я подписал документы о разводе и, как уверил тебя твой отец, больше не желал иметь с тобой ничего общего из-за потери ребенка. И потом, уже в тюрьме, я отказался встретиться с тобой, хотя ты пыталась неоднократно. Ты имела полное право возненавидеть меня и была бы права.
— Я никогда, ни единой минуты не испытывала к тебе ненависти. Жгучая обида и невыносимая, разрывающая сердце боль — да, но, ненависть — никогда.
— Но почему?
— Неужели ты сам не видишь, глупый? Потому что я люблю тебя. Люблю с самой нашей первой встречи, всегда любила и не переставала любить ни на миг, несмотря ни на что. Именно эта любовь и помогла мне пережить горе, выдержать все испытания, не потерять себя. В самые тяжелые минуты я вспоминала тебя, твое бесконечно дорогое лицо, твою улыбку, твою нежность, твою страсть, и это давало мне надежду. Надежду и веру. Я верила, что когда-нибудь придет время — и ты все узнаешь, поймешь меня, простишь и мы… и все снова будет хорошо. Я знаю, глупо рассчитывать, что все можно повторить. В одну реку нельзя войти дважды. Но ведь можно начать все сначала, поверь мне, стоит только очень этого захотеть. — Говоря все это, она старалась не смотреть на него, боялась увидеть в его глазах испуг, недоумение или жалость. На ее глаза навернулись слезы, и она слегка повернула голову в сторону, чтобы он не заметил, но вдруг почувствовала легкое прикосновение теплых пальцев к своему подбородку.
— Посмотри на меня, Клэр, — услышала она его тихий, но властный голос.
Господи, как же она любит этот голос! Этот бархатистый баритон, от которого у нее мурашки бегут по телу. Как она будет жить, если никогда больше его не услышит?
— Ну же, милая, посмотри на меня, — повторил он, слегка нажимая пальцами на ее скулу. Она отрицательно помотала головой, и тогда он нежно обхватил ее лицо ладонями и повернул к себе.
Она уже не могла сдержать слез, и они скатывались по щекам прямо на его пальцы.
— Это правда? — спросил он, с безграничной нежностью взирая на ее заплаканное лицо.
— Что? — Она шмыгнула носом.
— Что ты любишь меня?
— А разве ты сам этого не видишь?
— Вижу, но все еще не могу поверить.
— Ну так поверь.
— Я недостоин твоей любви.
— Позволь это мне решать.
— Я сильно изменился за эти годы. Изменился безвозвратно. Ты любила другого человека — приятного, общительного, жизнерадостного, а не угрюмого, нелюдимого, недоверчивого отшельника, каким я стал.
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Я люблю обоих.
Он притянул ее в свои объятия и прижал заплаканное лицо к своей груди.
— Я никогда не смогу снова стать нормальным человеком.
— Конечно, сможешь, если поверишь в себя, свои силы и позволишь мне помочь тебе.
Он ласково коснулся губами ее волос и крепче прижал к себе.
— Спасибо тебе, родная моя, — прошептал он ей в волосы. — Спасибо за то, что веришь в меня… и что любишь.
— Не за что, — глухо пробормотала она.
— Но я по-прежнему не могу ничего тебе твердо обещать. Ты должна дать мне время.
— Сколько угодно, любимый. Сколько угодно. — Она подняла голову, заглянула в его глаза и неожиданно лукаво улыбнулась. — Как ты считаешь, мы не слишком будем шокировать Торки, если займемся любовью в его пещере?
— Не думаю. Я забыл сказать, что он покровительствует не только охотникам, но и влюбленным.
— О…
И когда они, лежа на расстеленных на полу, пещеры одеялах, сплетались в жарких, страстных объятиях, Клэр загадала желание. Приникнув губами к горячим требовательным губам Брюса, она попросила у доброго духа для своего любимого возвращения веры в добро, уверенности в себе и надежды на счастливое будущее.
И немножко его любви для себя.
Утро следующего дня выдалось холодным. Подул северный ветер, гоня по серому небу клочковатые облака.
Настроение Брюса, как и непредсказуемая погода Шотландии, тоже изменилось. С самого утра он был молчалив и задумчив. Клэр, понимая и уважая его потребность в молчании, не лезла к нему с разговорами.
Они собрали вещи, убрались на поляне и, крикнув «до свидания» доброму духу, отправились в обратный путь.
Читать дальше