Карла Кэссиди: Предел мечтаний

Минуты летели за минутами, и только около двух часов дня наступила передышка.

— Может, я забегу в кафе к Джонни и возьму там гамбургеров? — предложил Тэннер.

— Я не откажусь, — объявила Джина.

— Я, собственно, не голодна, — отозвалась Колетта, присела на стул и устало вздохнула.

Тэннер окинул ее скептическим взглядом.

— Ты вчера ужинала?

Колетта насупилась, но была вынуждена сознаться:

— Нет.

— А что у тебя сегодня было на завтрак?

Колетта опустила глаза.

— Я не завтракала. У меня столько всего крутилось в голове...

— Тогда я принесу тебе гамбургер и, если ты не станешь есть, покормлю тебя насильно.

— Он на это способен, — подтвердила Джина. — В том, что касается трехразового питания и режима сна, он сущая наседка.

— Вот это верно. А когда я тебя накормлю, то мне сразу захочется подоткнуть тебе одеяло.

Он вышел из магазина, сопровождаемый хохотом Джины.

Колетта не один и не два раза заявляла (и доказывала делом), что способна сама позаботиться о себе и независимость для нее дороже всего. Но Тэннер еще не встречал женщины, которая бы так отчаянно нуждалась в том, чтобы о ней заботились. Ей нужна не только физическая, но и эмоциональная поддержка. Ей нужен человек, который делил бы с ней победы и неудачи.

Накануне вечером, когда она плакала в его объятиях, он ощутил, что хочет стать этим человеком, стать для нее опорой. Прижать ее к себе так крепко, чтобы никакие удары судьбы не достигли ее сердца.

Помогая Колетте и Джине в магазине, разговаривая с будущими мамами и папами, он неожиданно задался вопросом: а что это значит для человека — ожидать рождение ребенка? Он разглядывал башмачки и рубашечки, одеяльца и платьица с оборками, и в нем зарождалась какая-то глубинная тоска.

Когда он вошел в кафе Джонни, решение уже было готово. Если ему не удастся убедить Джину возвратиться домой, в воскресенье он уедет один.

Итак, у него есть два дня на то, чтобы одолеть Джину. Два дня на то, чтобы выбросить Колетту из своих мыслей и из сердца.

— Иди домой, — приказала Колетте Джина ровно в шесть часов вечера. — Я сама отработаю последний час и закрою сама.

Колетта замялась. Перспектива отправиться домой и растянуться на диване показалась ей чрезвычайно заманчивой. Позади остался самый напряженный торговый день за все время существования магазина.

— Иди, — не унималась Джина. — Ты плохо выглядишь. Я сама управлюсь до закрытия.

— Ты уверена? — спросила Колетта.

Поток посетителей начинал ослабевать, и в эту минуту в зале никого из посторонних не было.

— Абсолютно, — отрубила Джина.

Тогда Колетта сдалась.

— Ладно. Приходится признать, что я более чем вымотана.

— Ты наверняка всю ночь не спала, — предположила Джина.

— Почти всю. Я соберу что-нибудь к ужину до твоего возвращения.

Джина согласно кивнула.

— Отлично. Меня уже мучает голод.

Колетта взяла сумочку, дала Джине последние наставления и вышла за дверь.

Она действительно почти не спала минувшей ночью, но причиной тому было не только предстоящее мероприятие. Ее не покидали мысли о Тэннере.

Ей передавалась его неспокойность, и она знала, что его возвращение в «Два сердца» — только вопрос времени.

Накануне она осознала, что любит этого человека, и думала о нем всю ночь.

Но ей нечего делать с этой любовью. Ее жизнь расчерчена надолго вперед, и в ее планах нет места для мужчины — даже для того, при виде которого у нее начинают дрожать колени и учащается пульс. У нее будет ребенок, будет ее дело... Это все, что нужно ей для счастья. Но перестать думать о Тэннере — все равно что перестать дышать. Он проник в ее разум, в ее сердце, наполнил собой всю душу.

Она позволила ему подойти так близко, как никто не подходил к ней, и теперь казнила себя за это, потому что знала: когда он уедет, она будет страдать из-за того, что не состоялось то, что могло бы состояться.

Невозможно догадаться, какие чувства испытывает к ней Тэннер. Да, она для него желанна, но не простое ли это влечение здорового мужчины?

Но даже если и нет, даже если он упадет на колени и предложит увезти ее на ранчо, где они будут жить до скончания века, — она не поедет.

Ей на личном опыте известна черная изнанка любви. Она никогда не позволит себе уподобиться своей матери — сделаться такой же жалкой, слабой, вечной просительницей. Она не пополнит собой число тех женщин, чья жизнь строится вокруг мужчины.