Кэрол Дин: Голос любви

— Гони его прочь, Симона, — произнесла Джозефина, когда дверь за Блю закрылась. — Тебе он не нужен.

— Не прогоню. — Голос Симоны звучал с решительностью, пугающей ее саму. — Я его люблю.

— Тебе мало одного неудачного замужества? — произнесла Джозефина таким тоном, будто Симона была капризным ребенком, а не тридцатидвухлетней женщиной.

— На этот раз замужество будет удачным. Я это знаю.

С минуту Джозефина пристально смотрела на нее, затем отвернулась. Руки ее слегка дрожали, чего раньше Симоне никогда не приходилось замечать.

— Значит, — произнесла наконец мать, — ты так ничему и не научилась? Ни после того, как ушел твой отец, ни когда сбежал твой брат, ни когда тебя бросил муж? И я не могу ничего сделать, чтобы изменить твое решение?

— Ничего.

— Понятно. — Джозефина прошла к дивану, на котором недавно сидела, и взяла с него свою сумочку. — И из «Анджаны» ты тоже, как я поняла, уходишь?

— Да. Но не из-за Блю. Я все равно бы не прижилась там — это не мой мир. Я честно пыталась быть такой, как ты, мама, я хотела, чтобы «Анджана» стала для меня тем, чем она является для тебя… но, видимо, я все-таки не такая.

Джозефина стояла неподвижно, как статуя.

— Я люблю тебя, мама. Я хочу, чтобы ты благословила нас… Пожалуйста…

На секунду Симоне показалось, что взгляд матери немного потеплел, но уже в следующее мгновение перед ней была прежняя Джозефина. Не проронив ни слова, Джозефина направилась к выходу. Взявшись за ручку двери, она, не оборачиваясь, произнесла:

— Не люби его слишком сильно, Симона. Не отдавай ему всю себя. Все равно он этого не оценит, а если захочет уйти, ты его этим не удержишь. Все мужчины одинаковы, и Томас Блюделл не исключение. — Джозефина помолчала. — Похоже, на всех женщинах в нашем роду лежит проклятие — ни одной не везло в любви…

— Мама, ради Бога…

Джозефина вышла, так и не обернувшись.

Оставшись одна, Симона в изнеможении упала на диван, царапая ногтями роскошную обивку. Через минуту она услышала, как хлопнула дверь внизу — это означало, что Джозефина покинула дом. Слезы застилали глаза Симоны, в голове остались лишь обрывки мыслей.

«Нет, — решительно подумала она. — Я сделала все правильно». Джозефина вернется, она все поймет, нужно только время… Симона вспомнила двухгодичное молчание матери во время ее первого брака. То замужество было действительно неудачным. Но кто сказал, что Симона всю жизнь будет обречена на неудачи?

Она подошла к буфету и трясущимися руками налила себе виски. Но, поднеся бокал ко рту, почувствовала, что пить на самом деле совершенно не хочется.

Ей хотелось одного — Блю.

Блюделл не слышал, как она вошла. Он стоял у окна, чтобы не ходить взад и вперед, что он поначалу и делал, уйдя из гостиной в свою комнату. Он заметил Симону, только когда обернулся.

Она подошла к нему и обняла за талию.

Он обнял ее в ответ. Оба молчали — не потому, что не было слов, а потому, что оба знали — слова не нужны. Симона казалась спокойной, но Блю понимал, что ее спокойствие — затишье после бури. Он не знал, что случилось в гостиной, но чувствовал — что-то ужасное. Блю казнил себя за то, что, по-видимому, он был тому причиной. Он поцеловал ее в макушку, как ребенка.

— Я понял, ты не хочешь рассказывать мне, что же произошло? — произнес он.

Она покачала головой:

— Не сейчас, Блю… — Она слабо улыбнулась. — Может быть, завтра…

— Хорошо. Ты ела?

Она помотала головой.

— Послушай, знаешь что? Сегодня отличный вечер. Может быть, прогуляемся? А по дороге зайдем куда-нибудь, перекусим. Я скажу Мэри, что ужина не надо…

— Отлично, прогуляться, пожалуй, можно… — Симона отошла от Блю на шаг и на минуту отвела глаза, затем снова посмотрела на него. — Блю?

— М-м-м?

— Ты действительно любишь меня?

Он шагнул к ней и посмотрел прямо в глаза.

— Никогда не сомневайся в этом, крошка. Никогда.

Симона чуть заметно кивнула.

— Я, пожалуй, надену свитер, — проговорила она. — На улице, должно быть, прохладно.

Этой ночью они не любили друг друга, хотя Блю — точнее, его телу — этого очень хотелось. Но он чувствовал, что с Симоной явно что-то не то — она ушла в себя.

Блю не спалось. Он смотрел на женщину, лежавшую рядом с ним. Черты ее расплывались в полутьме, но все равно было видно, что она потрясающе красива. Блю притянул ее к себе, и она во сне инстинктивно прижалась к нему.

Завтра. Она расскажет ему обо всем завтра, и, что бы там ни было, он что-нибудь придумает, чтобы все исправить. Усилием воли Блю заставил себя заснуть.