— Надеюсь, ты не растеряла остатки разума и не позволила этому юнцу трогать тебя…
— Юнцу? Филипа вряд ли можно назвать юнцом!
Она имела в виду его высокий рост, однако по его потемневшим от злости глазам поняла, что он совершенно по-иному истолковал ее невинное замечание и придал ему другой, куда более зловещий смысл. Мэтт стиснул кулаки, и она почувствовала удовлетворение.
— А что бы ты сделал, если бы я позволила ему трогать себя? — поддразнила его Джинджер. — Какое тебе до этого дело? — Она выпрямилась, руки ее упали вдоль тела. Ей совершенно не нужно переходить к вынужденной обороне. У Мэтта нет прав ни на нее, ни вообще здесь находиться.
— Я так не сказал бы. — Прежде чем она поняла, что происходит, он одним прыжком оказался у ее дивана. — Вряд ли тебе захочется узнать, что бы я тогда сделал! — Он придвинулся так близко, что ей пришлось отклониться в сторону, чтобы он не прикасался к ней. Он протянул руку и крепко схватил ее за волосы так, что она и двинуться не могла. — Ты, должно быть, перепутала меня с одним из твоих учтивых молодых бизнесменов, которые боятся… как бы это получше выразиться… небольшой физической компенсации… Я не трусливый плейбой, который ни за что не станет драться, если есть шанс, что пострадает его смазливая мордашка.
— Ах какие мы крутые! — съехидничала Джинджер. Она сидела очень прямо, боясь наклонить голову, так как он мертвой хваткой держал ее за волосы. Из-за того, что вырез джемпера был очень смелым, надевать под него лифчик было нельзя, но тонкая шерсть превосходно облегала грудь. Хвала небесам, из-под шерсти видны только контуры груди; ткань непрозрачная, иначе он заметил бы увеличившиеся от возбуждения соски. — Собственно говоря, какое тебе дело до моих знакомых? — Голос ее прерывался. — Нас с тобой ничто не связывает, Мэтт. Или ты собираешься перепробовать все тридцать три удовольствия, пока я буду сидеть дома, грызть ногти с досады и… — Мечтать о тебе, подумала она, а вслух сказала: — И смотреть телевизор… Мне не нужно, чтобы ты отслеживал все мои передвижения. Я свободная личность и вольна поступать, как мне заблагорассудится! И встречаться с кем хочу!
— Я вовсе не испытывал тридцать три удовольствия, — пробормотал он, вспыхивая.
— А как же тогда Мерседес, женщина, на которую все пялятся, когда она куда-то входит? Топограф, надо же! А Келли, непревзойденный торговец недвижимостью, которая может мне помочь, потому что у нее огромные связи?
— Я пытался отвлечься. Вышибить клин клином. Вот они и были такими клиньями.
Его слова были подобны спичке, поднесенной к сухим листьям. Тут Джинджер сделала нечто, чего прежде не делала никогда в жизни: она размахнулась и отвесила ему звонкую пощечину. Но, увидев, как дернулась от удара его голова, она тут же ужаснулась. На его скуле остался красный отпечаток ее ладони.
— Извини, — пробормотала она. — Я не… Больно? Сейчас принесу мокрую салфетку… — Она попыталась встать, но он свободной рукой потянул ее назад. Ей пришлось вывернуться, чтобы не оказаться в опасном положении.
— Не стоит. Я это заслужил.
— Что значит — заслужил?
— Я вел себя как дурак.
Джинджер от удивления застыла на месте. Мэтт смотрел укоризненно, но в глазах у него плясали веселые огоньки.
— А у тебя рука тяжелая! Оказывается, ты на досуге занимаешься боксом!
— Я еще никогда в жизни никого не ударила, — ошеломленно проговорила она.
— Я польщен тем, что оказался первым. Однажды ты сказала, что не принадлежишь к числу ревнивых женщин. Но ревность очень сильное чувство, ты не находишь? Лично мне кажется, что ревность относится к числу самых древних и примитивных человеческих эмоций. Она может возникнуть буквально на пустом месте и, раз появившись, подчиняет себе все наше существо, заставляя повиноваться своим приказам. Не стоило, пожалуй, называть Мерседес и Келли «клиньями», но это именно то, чем они для меня являлись. К тому же клинья оказались неудачными.
— Что ты имеешь в виду?
— Что я ни с одной из них не спал, даже и не хотел, несмотря на их очевидные физические достоинства.
Джинджер почувствовала облегчение, ее распирало от радости.
— Я думал… — начал он, медля и подыскивая нужные слова, — я думал, что мне удастся… забыть тебя, но мне не удалось. Ведь ты тоже не можешь меня забыть? Так? — Он рассмеялся. — Я прочитал это на твоем лице в тот день, когда ты увидела Мерседес. На твое лицо тогда стоило посмотреть! Я и хотел, чтобы ты ревновала. Хотел, чтобы ревность сожрала тебя до костей, чтобы ты поняла, насколько сильно ты меня желаешь и до чего тебе не хочется делить меня с другой. Я хотел, чтобы ты испытала по отношению ко мне те же чувства, что и я испытываю по отношению к тебе.
Читать дальше