Сара Блэкборн: Источник счастья

Сердце Николь забилось сильнее, когда она открывала дверь в приемную. Когда девушка вошла, Гейбриел поднял голову. Он выглядел ужасно, видимо, тоже провел бессонную ночь. Об этом свидетельствовали черные круги под глазами. Он неуклюже встал.

— Гейб, что случилось? — взволнованно спросила Николь.

— Ничего. Я пришел, потому что… — Он запнулся. — Я знаю, ты только что вернулась с вызовов и, конечно, устала. Я отнимаю твое обеденное время?

— Нет, не беспокойся, — успокоила его Николь.

— Но тебе необходимо восстановить силы, впереди еще половина рабочего дня. Пойдем куда-нибудь пообедаем?

Николь хотела сказать, что не так уж и голодна, да и не устала вовсе, но передумала. Гейб, которого она знала, не имел привычки заискивать. А сейчас в голосе стоящего перед ней мужчины явно проскальзывали унизительно-просительные нотки.

— Принимаю приглашение, — улыбнулась она. — Спасибо.

Они отправились в маленькое кафе, где Николь часто бывала.

— Здесь нет официантов, — сообщила она. — Заказанное ставят на поднос, ты расплачиваешься и о тебе больше никто не вспоминает.

— Давай поступим так: ты заказываешь ланч на двоих, а я займусь поисками свободного столика.

Не дожидаясь ответа, Гейбриел сунул ей в руки деньги и захромал в темный угол, хотя свободные места были и в центре зала, и у окон. Николь понимала, почему Гейб предпочел полумрак — стеснялся шрамов, которые стали бы еще заметнее на безжалостном дневном свете. Однако Гейбриел Геллахер зря волновался. Он все еще был красив, а шрамы украшают настоящего мужчину. К тому же его внешность мало занимала Николь, она видела только человека, которого когда-то страстно любила. Но по тому, как Гейбриел низко склонил голову, Николь вдруг догадалась, что он не знает этого и боится, что его обезображенное лицо оттолкнет бывшую возлюбленную.

— Гейб, не стоит переживать из-за внешности, — тихо сказала она.

— Тебе легко говорить. Я помню, каким было мое лицо, и не уверен, что смогу когда-нибудь смириться с новым обликом. Зря мы сюда пришли, здесь слишком людно. Начнут на меня глазеть… Мне следовало пригласить тебя в «Вязы».

— Почему же ты этого не сделал?

— Боялся, что не придешь.

— Напрасно, — улыбнулась Николь.

— Я не по-джентльменски вел себя прошлой ночью. Ты, конечно же обиделась?

— После того, что ты пережил, ты имел на это право.

— Не делай для меня скидок, Ники. Не оправдывай. Жалость унизительна.

— Прости, Гейб. — Она обругала себя за бестактность.

— И не извиняйся, когда я не прав, — неожиданно вспылил он.

Николь от изумления открыла рот, и Гейб слабо улыбнулся.

— Я предупреждал, что характер у меня стал скверным. Видишь, чего ты избежала?

Девушка хотела сказать, что он не стал бы таким, если бы разделил свою боль с ней, но сдержалась.

— Ты что-то собирался мне сообщить?

— Просто вспомнил, что вчера даже не спросил, зачем ты пожаловала. Не ночью, а раньше, когда мы встретились у дома. Отправляясь в «Вязы», ты ведь не знала, что усадьбу купил я, правда?

— Не имела ни малейшего представления, — обрадовалась смене темы Николь. — Я просто хотела поговорить с новым владельцем «Вязов» и попытаться добиться разрешения на проведение традиционного рождественского вечера для детей. При мистере Джонсе всегда так было.

— А, понимаю.

— Питер сказал, что ты и слышать об этом не желаешь.

— И недели не прошло, как я туда въехал, а вы хотите, чтобы я сразу же устраивал праздники.

— Гейб, это настоящая причина твоего отказа? Или на самом деле ты решил отгородиться от мира?

— Это имеет значение?

— Пойми, праздник устраивают для больных детей и сирот, которые съезжаются сюда со всей округи. Это единственная их радость, они ждут Рождества и поездки в «Вязы» целый год. Многие дети слишком большие, чтобы их взяли на воспитание в семьи, те, которые помладше, ну… у них другие проблемы. Ты когда-то любил детей, Гейб. Это качество мне особенно в тебе нравилось. Я не верю, что ты очерствел.

— Да, у меня шрамы не только на лице и на теле, но и на душе. Когда видишь, как люди шарахаются от тебя, словно от прокаженного… А дети, о которых ты так хлопочешь, показывают на тебя пальцами… Не дай Бог тебе, Ники, испытать это на собственной шкуре. Дети, кстати, более жестоки, чем взрослые.

Николь молчала, думая, посмеет ли сделать следующий ход. Наконец она рискнула:

— Ты хочешь отнять у обездоленных детей праздник, потому что у тебя на лице шрамы. Но только пять минут назад ты просил меня не делать скидок, потому что жалость тебя унижает. Так вот. — Она глубоко вздохнула. — Твоя позиция жалка и не достойна мужчины.