Саския Бергрен: Сладость греха

— Вижу, ты хорошенько все обдумала.

— Да я уже не первую неделю ломаю голову… Но этот безумный вихрь предсвадебных приготовлений подхватил меня и увлек. К тому же у меня просто смелости не хватило объявить всем и каждому — не говоря уже о маме, — что бракосочетание отменяется.

— Но ведь уже слишком поздно! Приглашения разосланы!

— Я все улажу, Марк. И вину возьму на себя.

Он озадаченно нахмурился.

— Ты встретила другого, Фло?

Этот вопрос оказался наиболее трудным из всех. Такого удара Марк не заслужил!

— Да, Марк, я полюбила другого.

Он набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание, затем шумно выдохнул. Плечи его поникли.

— Ну что ж, тогда и говорить больше не о чем.

— Марк, мне ужасно жаль! Если это тебя утешит, знай, мама рвет и мечет. Даже разговаривать со мной не желает! — Флорин погладила Марка по руке. — Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не в укор вам говорю, но досадно, что между вами такая разница в возрасте. Вы бы изумительно подошли друг другу!

Она наклонилась через стол и поцеловала теперь уже бывшего жениха в щеку. Марк окончательно смешался, и Флорин поняла, что оказалась права.

Тем же вечером, в половине девятого, Флорин Дигби вошла в коттедж Норденгренов. В кухне играло радио. Шумела вода. Флорин заглянула внутрь. Там один из братьев — какой непонятно — мыл посуду. Черная бейсболка сдвинута на затылок, черная с белым спортивная форма эффектно подчеркивает стройность фигуры. Гостья подождала пару минут, прикидывая, с кем имеет дело.

Но вот молодой человек на мгновение повернулся в профиль, Флорин улыбнулась про себя, отворила дверь пошире и неслышно проскользнула внутрь. Даже спина его сводит меня с ума, подумала она, глядя, как Бен ополаскивает чашку, ставит ее в сушилку, снова погружает руки в пену. Белые бриджи обтягивали бедра, словно кожура апельсина, обрисовывая каждую выпуклость. На левой штанине красовалось зеленое пятно — небось, на траве сидел! Сущий мальчишка, честное слово!

— Привет, Бенедикт, — дрогнувшим голосом сказала Флорин.

Бен резко повернулся. Мыльные пузыри взмыли в воздух и, медленно кружась, опустились на пол. А Бен так и прирос к полу, широко расставив ноги, — ни дать ни взять, вратарь на воротах! На правой щеке красуется пятнышко грязи, рубашка такая, точно владелец ее только что скатился с горки на пузе. Вот уж поистине странное сочетание: до ушей перемазанный атлет — и руки в мыле! Бен уставился на гостью во все глаза, точно привидение увидел. Всем своим существом, каждой клеточкой своего тела Флорин стремилась к нему, но усилием воли сдержалась и небрежно обронила:

— Помощь по хозяйству не требуется?

— Флорин… Боже мой… Флорин!..

— И это все, что ты можешь сказать? А я-то сколько пережила сегодня, только чтобы отменить одну немилую тебе свадьбу!

Одним прыжком Бен кинулся к ней, едва не сбив с ног, приподнял над полом на добрый фут и крепко прижал к груди. Перемазанные в мыле руки оставили влажные отпечатки на ее блузке.

— Правда? О, малышка моя, правда?

Но ответа он дожидаться не стал. Приник к ее губам в победном поцелуе и закружил Флорин по кухне.

Она обняла его за шею, сдвинула бейсболку набок. Влюбленные упоенно целовались, не в силах насытиться ласками и поверить, что чудо все-таки произошло. Когда, наконец Флорин отстранилась и подтвердила то, что Бен так хотел услышать, тот улыбнулся белозубой, широкой, до ушей, улыбкой. Его бесподобные «альковные» глаза заискрились радостным, золотистым светом — о, как Флорин любила этот озорной отблеск! Воспользовавшись случаем, она завладела бейсболкой, водрузила ее себе на голову и с восторгом погрузила пальцы в роскошную копну шелковистых кудрей.

— Ты, в самом деле отменила свадьбу? — снова переспросил Бен.

— Я, в самом деле отменила свадьбу. Я все объяснила маме. Я извинилась перед Марком. Я велела риэлтору убрать треклятое объявление о продаже из моего садика и отослать покупателей восвояси, а затем на полной скорости помчалась к тебе.

Бен снова припал к ее губам. Не прерывая поцелуя, Флорин под тяжестью собственного тела чуть сползла по его груди. Блузка зацепилась за пуговицы и задралась на животе. Ладони Бена тут же скользнули под ткань.

В дверях возник Грегори Норденгрен, одетый в спортивную форму под стать братниной. При виде неожиданной картины он застыл на месте, ухмыльнулся, скрестил руки на груди и прислонился к косяку.

— Ого-го-го, — протянул он. — И что же я такое наблюдаю?