Джулия Грин - Неукротимое сердце

Экипаж «Золотой Леди» начал собираться на палубе. Раньше, когда Кейт только начала командовать кораблем, «Золотая Леди» вынуждена была выходить в море с не полностью укомплектованной командой, но в конце концов люди смирились с тем, что капитан — женщина, хотя многие моряки не терпят женщин на борту. Теперь, наконец, Кейт могла выбирать себе работников. Большая часть ее команды состояла из англичан, валлийцев, ирландцев и шотландцев. Остальные были французами из Бретани, Нормандии и Гаскони. Эти люди либо скрывались на Британских островах от наказания за преступления, совершенные ими на родине, либо уклонялись от службы в войсках Наполеона.

Среди них выделялся человек, прибывший из Нового Орлеана и представившийся как Бьюргард де Ауберг. О нем ходили темные слухи, будто он убил на дуэлях нескольких человек, полагая, что это самый простой и дешевый способ рассчитаться с карточными долгами. По происхождению он был француз, однако остальным соплеменникам не нравились его надменные креольские манеры, и, если бы он не был, бесспорно, самым лучшим стрелком в команде, Кейт вряд ли стала бы терпеть неприятности из-за него. Еще в команде были юнги, которые взбирались на мачты, как шустрые обезьянки, и один или два беглых негра, раба. Кейт назначила Сина своим первым помощником, и они всегда стояли рядом, когда Ол'Пендин и Оноре Дюма зачитывали новым людям пункты договора, сначала на английском, а потом на французском языке.

Над топами мачт начало светлеть совершенно безоблачное небо. Все еще свежий ветер гнал вперед их судно веселыми порывами. В голубой неясной дымке из моря возник огромный мыс Мунтайда, который можно было различить задолго до того, как в поле зрения появлялась земля у его основания.

Глядя на угасание ночи, Кейт вздохнула. Было бы лучше, если бы облака затянули небо и спрятали звезды и луну, а еще лучше было бы прибыть на час раньше, пока еще темно. Однажды высадка на берег на заре чуть не стоила ей жизни, но сейчас не оставалось времени на подобные размышления.

Бочки с вином и спиртом были связаны вместе и направлены к берегу, баркасы — спущены на воду и быстро загружены. Люди на веслах, словно призраки, заняли свои места на скамейках, и их жилистые руки начали грести широкими взмахами. Лопасти весел были обернуты тряпками. Они отплыли от брига с подветренной стороны. Матросы медленно наклонялись и выпрямлялись, стараясь упругими, замедленными движениями не производить шума. Баркасы потихоньку продвигались вперед, вызывая лишь небольшую рябь на воде. Кейт подняла глаза к угасающим звездам. Если охрана поджидала их, то кто знает, когда, если вообще когда-нибудь, она снова увидит эти звезды? Она снова посмотрела туда, где солнце уже освещало воду. Им надо было пересечь эту полосу, и там таилась главная опасность. Здесь, в голубом полумраке ночи, баркасы были почти невидимы, но на солнечном свете они становились мишенями.

Кейт наклонилась вперед.

— Удвоить темп! — прошептала она.

Мужчины согнулись и, крякнув, напрягли мышцы живота, опустив весла в воду. Затем они с усилием распрямились, и баркас рванулся вперед. Они выскочили на освещенную солнцем полосу и помчались по морской глади. Наконец они достигли спасительной тени мыса.

— Разгружайтесь и ждите, пока не увидите свет в гостинице, только потом поднимайтесь на утес, — прошептала Кейт лодочникам.

Они с Сином перешагнули через борт и пошли вброд сквозь прибой, перекинув через плечи свои ботфорты, а сумки с порохом и пулями повесив на шею. Когда они поднимались по тропинке на утес, по коварной вьющейся тропинке, которая вела к тыльной стороне гостиницы, они слышали только тихий плеск, производимый людьми, вытаскивающими на берег добычу. И хотя Кейт не признавалась Сину, ее охватило чувство жуткого одиночества.

Вечером, когда Кейт вышла на улицу, ветер уже стих, и ничто не предвещало шторм. Это была самая бедная улица, хотя Кейт помнила, что в детстве она выглядела гораздо лучше. Теперь в Мунтайде не насчитывалось и двухсот душ. Унылые дома, разбросанные на полмили, располагались с промежутками по обеим сторонам дороги. Никаких новых построек в деревне не было. Если какой-то дом нуждался в большом ремонте, его сносили, и тогда на улице появлялись прорехи с разрушенными изгородями садов. Многие из оставшихся домов выглядели так, что было ясно — они долго не протянут.

Солнце село, и было уже так темно, что спуск и кромка моря в конце улицы не были видны. В воздухе клубился туман и дым с запахом сжигаемых водорослей, чувствовалась осенняя прохлада, заставлявшая людей подумать о растопке очагов и прочих удобствах в наступающие длинные зимние вечера. Вокруг было тихо, однако Кейт услышала постукивание молотка в конце улицы. В Мунтайде не было других ремесел, кроме рыбной ловли, и Кейт поняла, что звук, должно быть, исходил от Эбенезера Фарриша, церковного сторожа, который выбивал надпись на новом надгробии. Она нашла его в открытом со стороны улицы сарае, склоненным над деревянным молотком и резцом. Он был каменщиком до того, как стал рыбаком, и умело обращался со своими инструментами, поэтому тот, кто хотел установить памятник на кладбище, шел к Эбенезеру. Кейт прислонилась к полуоткрытой двери и с минуту наблюдала, как он при слабом свете фонаря высекает буквы.