— Она же ледяная! — шепотом бросил он через плечо Джойс, словно та была виновата: не предупредила его, что девушка мертва. У него был совершенно потерянный вид, и у Джойс промелькнула мысль, что шеф способен сейчас выкинуть какой-нибудь непоправимый фортель, но, когда Кингмен выпрямился и повернулся лицом к собравшимся, он вновь был воплощением спокойствия и рассудительности. Хотя сержант Марчетти, вглядевшись в его лицо, определил, что Кингмен Беддл явно подавлен. Все эти финансовые магнаты, председатели корпораций, капитаны промышленности поняли вдруг, почему они тут: они отдавали должное финансовой удачливости человека их круга. Все они, по большому счету, сидели в одной лодке, и не отдать дань уважения везучему коллеге было бы не только невежливо, но и непрактично; это был бы плохой бизнес. В соборе установилось благоговейное молчание, мало-помалу стихли и те, кто находился на улице.
Тем не менее все стремились хоть краешком глаза взглянуть на Кингмена Беддла. Сегодня был его выход; красавице Флинг в данном случае отводилась роль театрального задника — если, конечно, позабыть про миллионы девушек и женщин, поклонявшихся ей и обожавших ее. Не случайно в течение двух дней Джойс была озабочена в первую очередь тем, чтобы пресечь распространение слухов о самоубийстве Флинг: ведь тысячи американок по всей стране могли в массовом психозе, надушившись духами «Флинг!», сигануть вниз с крыш, ибо привыкли при жизни звезды подражать каждому ее движению. Это была бы национальная катастрофа: целая армия девчонок-подростков в свитерах и шарфах под ФЛИНГ! с рекламы духов, бросающаяся с крыш в общем непреодолимом горе!
Джойс с болезненной жалостью следила за обычно самоуверенным шефом, который растерянно смотрел на нее в надежде получить хоть какие-то указания. Несколько раз споткнувшись, Кингмен все-таки добрел до своего места на скамейке.
— Закройте гроб, — прошептал он Джойс срывающимся от волнения голосом. — Я хочу, чтобы эта чертова штука была заколочена.
Сохо, осень 1989 года
Аромат успеха пришел к Флинг вместе с заиндевевшим хрустальным флакончиком, который сейчас находился у нее в руке. Лениво вытащив пробку, она легонечко приложила ее к изгибу локтевого сустава, к точке на запястьях, где прощупывают пульс, провела под коленками и по ложбинке между полными молодыми грудями — все как предписано главным парфюмером фирмы «Кармен Косметикс». «Чувственный. На редкость чувственный аромат, — подумала она, смеясь, — ни дать ни взять — наркотик». В пятидесятый раз за день она ткнулась носом в изгиб локтя.
Верхнюю ноту ароматической композиции под названием «Флинг!» образовывал залах бергамота, свежий и зеленый, как юная девушка. Как слепые музыканты, наделенные абсолютным слухом, парфюмеры смешали в определенной пропорции жасмин, айленг-айленг и фиалковый корень, и получился аккорд поверх основной, исходной музыкальной темы, медленной, ленивой и причудливой, как арабески, включившей в себя мирт, амбру, фруктовый экстракт и ладан. Эти экзотические специи, масла и цветочные эссенции и стали важнейшими компонентами ароматической симфонии, ее собственного аромата, заключенного в хрусталь и спрятанного в шафранового цвета коробочку, на которой написано ее имя! Эти мысли так взволновали Флинг, что у нее перехватило дыхание.
В двадцать один год Флинг оставалась настолько девушкой настроения, что, перемерив кучу заказанных специально для нее платьев и так и не выбрав подходящего, вынудила многих модельеров обзавестись собственным платьем «Флинг» для осенних коллекций. Вечерним платьем в стиле «фантази» для этой капризной девушки, которая покидает общество замерших в благоговейном молчании покупателей, журналистов и светских женщин на заключительном показе мод. Девушки, которая прямо с помоста шагнет в мир их воображения. Девушки, которой стоит лишь слегка качнуть бедром, как перед ней откроются любые двери. Манекенщицы, способной обеспечить сбыт шифона, хлопка, твида, саржи и тем самым заложить основы процветания оптовых торговцев и биржевых маклеров. «Новая Брижит Бардо», — так писала о ней «Женская одежда»; «Катрин Денев восьмидесятых!» — восторгался журнал мод «Воуг»; «Искренность и неподдельность!» — констатировал «Эль».
И не в том дело, что она красивее всех остальных: хорошеньких пруд пруди, и по роду профессии Фредерик знал это лучше других. Нет, это что-то такое, чего не увидишь глазами: она лучилась искренностью и жизнерадостностью и заражала ими всех вокруг. Твердо очерченный правильный подбородок придавал ей бесстрашный и несгибаемый вид даже в те моменты, когда она отчаянно робела. Нос был меньше, чем полагается классическому носу, но кончик так весело стремился вверх, а крылья были вырезаны настолько идеально, что этот носик казался подарком судьбы, ибо благодаря ему она всегда выделялась среди остальных симпатичных мордашек. Скулы, высокие, выдающиеся вперед, делали ее лицо объемным на самой неудачной фотографии — одна из причин, почему ее боготворили фотографы. Флинг давала возможность ИМ предстать в наилучшем свете! Но кроме того, они любили ее за понятливость, за то, что она всегда находила время оставить им на память дарственную надпись — с орфографическими ошибками, от которых покраснел бы даже троечник. От ее кожи исходило сияние молодости и здоровья. Она никогда не мучилась кокаиновым похмельем: свободная от пристрастия к наркотикам, она не нуждалась в кокаиновых инъекциях для поддержания нужного веса.
Читать дальше