Сьюзен Мейер: Сердце, полное любви

Удивительно, но, похоже, он был искренне рад, что стал опекуном Джино. Мальчика, который станет его семьей.

Что ж, не совсем его. Его и мисс Уитни Росс.

Дрожь возбуждения пробежала по его мышцам, когда он вспомнил об этой девушке. Она казалась ему упакованным в оберточную бумагу подарком, который так хочется развернуть. Но это влечение не приведет ни к чему хорошему. В первую очередь они должны думать о благе Джино, а значит, о флирте с этой блондинкой, какой бы привлекательной она ни была, придется забыть.

Он понимал, почему Мисси настояла на том, чтобы в жизни Джино была женщина, которая заменила бы ему мать. Любой, кто провел хотя бы пару минут в компании братьев Андреас, понял бы, что они мало что знают о семейной жизни.

Но Дариус понятия не имел, как им с Уитни организовать эту совместную опеку. На что это будет похоже? На брак? Или на состояние после развода, когда оба родителя хотят проводить время с ребенком? И что будет с бедным Джино? Они будут перебрасывать его друг другу, как теннисный мячик?

Дариус нервно провел рукой по волосам. У него не было ни малейшего представления о том, как заботиться о ребенке и как быть отцом, ведь сам он рос без отца.

Может быть, Уитни сможет научить его этому?

Когда Уитни и ее отец вышли из офиса, к ним тут же подбежала обеспокоенная Синтия: — Мистер Росс, вы срочно нужны в конференц-зале.

— Но я пока еще работаю с братьями Андреас.

— Роджер сказал: «Как только Герри выйдет из кабинета, он должен прийти к нам, иначе дело Махони развалится по швам».

Отец обернулся к Уитни с беспомощной улыбкой:

— У вас все будет в порядке?

— Конечно, иди и ни о чем не беспокойся. Если мне понадобится помощь, я отправлю тебе сообщение.

— Спасибо.

Герард поцеловал дочь в щеку, подхватил документы и вышел.

Войдя в свой кабинет, Уитни посмотрела на Джино. Он лежал в сумке-переноске, посасывая зеленую соску. Взгляд больших темных глаз встретился с ее собственным, и грудь Уитни сдавила боль. Светло-голубые глаза Лайлы были комбинацией ее серо-голубых и небесно-голубых глаз ее мужа, ее золотистые волосы ложились на плечи пушистыми волнами. Уитни обожала заплетать их в косы и украшать разноцветными бантиками.

Боже, она отдала бы все, что имела, каждый день своей оставшейся жизни и каждый вздох, за то, чтобы снова прикоснуться к золотистым кудрям дочери.

Джино заворочался в своей сумке и начал плакать.

— Не плачь, моя радость, — тут же заворковала Уитни, осторожно ставя сумку-переноску на диван и садясь рядом.

Видимо, забота о ребенке похожа на плавание: раз научившись, ты никогда не забудешь, как это делать. Но, к сожалению, эти навыки вызывали к жизни воспоминания о Лайле: ее ночные колики, первый день рождения, когда она очень испугалась, увидев столько незнакомых людей одновременно, то как она купала ее, укладывала спать, любила ее…

Была ее мамой.

— Не плачь, не плачь, моя радость…

Она прикрыла глаза, стараясь взять себя в руки.

Джино плакал все громче, поэтому Уитни осторожно достала малыша из сумки и прижала к груди. Он пах детским лосьоном и был мягким, словно пух из крыльев ангела. Уитни закрыла глаза, вспоминая свою маленькую дочку, планы на будущее, которые она строила. Она попыталась думать о чем-то другом, но разрывающие сердце картины продолжали возникать в ее памяти, сопровождаемые звуками, которые когда-то наполняли ее сердце радостью: смех, детское гуление, первые слова — «папа», «мама», «деда», «киса».

Маленький мальчик внимательно смотрел на ее лицо.

— Наверное, тебе сейчас очень страшно? Я уверена, тебе понравилось жить у моей мамы, но ты наверняка скучаешь по своей собственной…

Произнеся эти слова, она поняла, как фальшиво они звучат. Разве можно словом «скучаешь» выразить чувство потери самого близкого человека? Хотя он еще не понимает, что его родители погибли, ее сердце разрывалось, потому что она прекрасно знала, каково это. Ты остался совсем один. Ты напуган. Ты хочешь к маме или к тому, рядом с кем почувствуешь себя в безопасности.

За последние три года Уитни ни разу не чувствовала себя в безопасности. Когда ее муж покончил жизнь самоубийством, прихватив с собой на тот свет их маленькую дочь, все, во что она верила, рассыпалось в прах.

Она снова стояла лицом к лицу со своим худшим кошмаром, со всепоглощающим чувством вины. Сколько бы ее психолог ни повторял ей, что она ни в чем не виновата, Уитни не слушала. Она не смогла защитить свою дочь — какие могут быть оправдания?