Индия Грэй - Аргентинское солнце

Алессандро слегка напрягся. Через секунду он спросил:

— Почему? Почему не может?

Занавески были отдернуты, и сквозь окно Тэмсин видела черное, как бархат, небо. Ей показалось, что она находится в открытом космическом пространстве. Прошлое казалось таким далеким.

— Ну… — сонно промолвила она, — потому что тот несчастный случай произошел по его вине, я думаю.

— Какой несчастный случай?

Тэмсин чувствовала себя такой защищенной в его руках, что смогла говорить без всякой боли.

— Мне было шесть лет, и отец подарил мне на день рождения пони.

Алессандро коротко рассмеялся.

— Ну конечно. И что же?

— Отец понятия не имел, что я боюсь лошадей. Для него страх был признаком слабости, поэтому я старалась скрыть его любой ценой. Но когда привезли эту лошадку, я отказалась на нее садиться.

Голос Тэмсин был грустным и ироничным, но Алессандро уловил нотку боли, скрывавшуюся глубоко внутри.

— Это была ужасная сцена, — тихо продолжала Тэмсин. — Отец решил, что я грубая и непослушная девочка, и принялся меня воспитывать. Он насильно посадил меня на лошадь, но я пришла в ужас, закричала и попыталась спрыгнуть с нее. Одна моя нога застряла в стремени, я стала рваться, отец начал кричать, и бедная лошадка испугалась и рванулась вперед.

Прижав ее к себе, Алессандро услышал трепетный стук ее сердца.

— И далеко она протащила тебя?

— Нет, нет, недалеко. Но локоть мой пострадал больше всего. Связки были сильно повреждены, и мне потом пришлось перенести множество операций. Остались многочисленные шрамы.

Нежные волосы Тэмсин легко коснулись его твердого подбородка.

— А что твой отец? Он извинился перед тобой?

— Нет, — едва слышно выдохнула Тэмсин. — Он больше никогда не упоминал об этом. Пони, наверное, отослали обратно, когда я лежала в больнице. А когда вернулась домой, все было по-прежнему, будто ничего и не случилось.

Алессандро почувствовал боль.

— Боже…

Он вспомнил о том, как заставил ее играть в бильярд. Она держала кий левой рукой! Он вел себя так же, как ее отец, считая Тэмсин избалованной и эксцентричной девушкой.

— И он вынудил тебя прятать эти шрамы…

— Да, и это тоже. — (Алессандро почувствовал, как она непроизвольно прикрыла рукой свой локоть.) — Но он был прав. Они ужасны.

Внезапно Алессандро сел на кровати и навис над ней в темноте. На фоне подушки лицо ее было бледным, как молоко.

— Они не ужасны, — почти прорычал он. — Я сказал тебе, что эти шрамы — знаки мужества. Они показывают, как мы сильны.

Она подняла руку и прикоснулась пальцами к его рассеченной губе.

— У тебя тоже есть шрамы…

— Сотни, — он кивнул головой.

Долгий момент они просто смотрели друг на друга. Алессандро почувствовал, что пульс его снова начал учащаться, а уставшее тело стало наполняться силой. Она пошевелилась, и простыня соскользнула с ее тела, обнажив совершенные груди. Тэмсин была изумительна. Воздушная в полумраке, она привстала перед ним на колени, увлекла его за собой на подушки и погладила его бедро.

— Посмотрим, как много я их найду…

Проснувшись утром, Тэмсин не сразу поняла, виной всему этот туманный серебристый цвет, делавший мир вокруг невероятно прекрасным, или ощущение счастья, переполнившее ее пробудившееся тело.

Взглянув на лицо спящего Алессандро, она почувствовала, как расцвело ее сердце. Было раннее утро. Она не знала, как долго они спали. Ощущала лишь руку Алессандро на своей груди и вкус его губ.

Алессандро пошевелился, приподнял руку и погладил ее грудь. Затем нежно поцеловал изгиб ее локтя.

— Платье, — голос его был сонным и охрипшим. — Вот почему ты не надела платье, которое я тебе купил.

Изогнувшись, Тэмсин склонилась над его грудью и поцеловала вытатуированное солнце.

— Доброе утро, солнышко, — прошептала она с улыбкой, затем взглянула в его глаза. — Да. Прости меня.

— А где оно теперь?

— В моей комнате.

Одним молниеносным движением он вскочил с кровати, схватил полотенце, завязал его вокруг бедер и выскочил из комнаты.

Через мгновение он вернулся обратно, держа в руке пакет. Лицо его было непроницаемым.

— Подними руки, — сказал он, доставая из свертка платье.

Тэмсин, словно загипнотизированная, сделала то, что он велел. Роскошная ткань прикоснулась к ее обнаженному телу.

— Разве ты не видишь, как ты прекрасна? — Он осторожно выпрямил ее руку, исполосованную шрамами. — Каждый миллиметр твоего тела прекрасен.