Почему он ничего не говорит? Кем надо быть, чтобы, узнав о смерти в семье, не принести соболезнований? А тут даже две смерти.
Ее взгляд пересекся со взглядом Кэйджа. Девушка пришла в изумление. Сочувствие шло от него волнами. Далтону не надо было ничего говорить, все было написано на его лице.
Желваки на его скулах вздулись и опали, казалось, в нем происходит некая внутренняя борьба. Когда он наконец заговорил, слова едва просачивались сквозь плотно сжатые зубы.
— Понимаю твое горе. — Он сглотнул. — Пусть сердце твое найдет утешение.
Во всех открытках и письмах, цветах и молитвах, полученных Дженной от друзей и коллег с момента гибели Эми и Давида, не нашлось ничего более утешительного. Таких простых и прекрасных слов.
К глазам подступили горячие слезы, но она быстро сморгнула их. Ей еще многое следует объяснить. Нельзя тратить время на жалость к себе.
— Спасибо, — и с усилием повторила: — Большое спасибо.
С лугов налетел порыв теплого летнего ветра. Солнце палило нещадно, нагревая плечи и спину. Дженна загнала жалость в задний угол сознания и сосредоточилась на решимости, приведшей ее сюда.
— Эми была замужем за индейцем племени ленапе, жившим в Сломанном Луке, — сказала она Кэйджу. — Его звали Давид Коллинз.
— Художник? — Кэйдж оперся на вилы. — Я знал его, видел несколько раз. И некоторые его работы. Сплошная абстракция. Помимо красок на холсте какие-то трехмерные предметы.
— Это называется смешанная среда.
— Он очень талантлив. — Голос его упал на октаву, когда он добавил: — Мне следовало сказать «был». Он подписывался «Светлячок», да?
Дженна кивнула.
— Кажется, его жена тоже рисовала?
— Эми тоже была художницей. Она встретила Давида на одной из его выставок. И почти сразу они поженились.
Кэйдж качнул головой.
— Я не слышал об аварии.
Зная о его любви к одиночеству, тут удивляться не приходится.
— У них остался ребенок, — сообщила она ему. — Лили. Моя племянница. Ей недавно исполнилось шесть месяцев. В ночь аварии Лили была у родителей Давида. Слава богу, не в машине. Проблемы со здоровьем не позволяют им взять Лили к себе, поэтому она сейчас находится с няней в резервации, у женщины по имени Арлен Джонсон. Я хотела забрать Лили, но Арлен мне не позволила. Она сказала, что надо получить разрешение у Совета. Тогда я понятия не имела, о чем она. Эми и Давид не оставили завещания. Но я принадлежу к семье. Для того чтобы получить право на опеку, мне не нужно ничье разрешение, кроме суда штата Монтана.
Лицо Кэйджа смягчилось.
— Юрист в Биллингсе сказал, что ничем не может помочь, — продолжала она. — Сказал, что обитатели Сломанного Лука живут по своим порядкам и не подчиняются законам Соединенных Штатов. Американские индейцы у себя распоряжаются сами. И мне следует обратиться в Совет старейшин, управляющий родом. — Голос ее упал. — А они не оставили мне ни малейшей надежды получить Лили.
Кэйдж слегка выдвинул подбородок:
— Все, что ты говоришь, — правда. Нами управляют старейшины. Это восемь мужчин и женщин.
— Я знаю. Я встречалась с ними. — Слова прозвучали неприветливо, но она ничего не могла с собой поделать. Эти люди сделали последние восемь недель ее жизни совершенно невыносимыми.
Он уловил ее недружелюбие. Скрестил руки на широкой груди, и она внезапно подумала, насколько тверды должны быть его мускулы на ощупь.
— Прошу прощения, — пробормотала она, смущенная своей неспособностью побороть враждебность по отношению к Совету, а более того невесть откуда взявшимся интересом к телосложению собеседника.
— Я не хотела проявить неуважение. Честно. Просто… эти два месяца стали чередой разочарований. Я делала все, что Совет от меня требовал. Ответила на тысячу вопросов. Полностью открылась им. Мое прошлое. Настоящее. Планы на будущее. Сообщила, что занимаюсь программами для работы в сети. Единственное, что можно поставить мне в упрек — у меня нет мужа и собственных детей. Я описала свое финансовое положение. Доказала, что создание сетевых сайтов — прибыльное дело. Согласилась на медицинский осмотр. Изложила свою жизненную философию. Я рассказала им все, что они хотели знать. Я умоляла их. Объяснила, что потеря Эми и Давида открыла мне глаза на то, что значит семья. Я молила их долгие два месяца. И все равно они каждый раз отказывали. — Сейчас в ней говорило отчаяние. — Мне нужна помощь. Союзник. И прямо сейчас.
Внезапно сочувствие, до того ясно читаемое на лице Кэйджа, испарилось, как утренняя роса. В какой-то момент ее объяснений его тело словно окаменело.
Читать дальше