Стеф Холм: Магия остролиста

Джон возбудил ее чувства до предела. Ноги их сплелись, тела слились в единое целое. Изабель задохнулась от ворвавшегося в нее сладостного восторга. Фонтан неведомого и совершенного наслаждения взорвался внутри ее. Она жила каждой клеточкой своего тела, тонула в нежности и ласках.

Джон познавал ее плавными, мерными движениями своего мощного тела, достигая самых глубоких тайн. Изабель все плотнее льнула к нему и поднималась ему навстречу. Она смотрела в его лицо, схватывая одним взглядом все черты: напряженный рот, в котором отразилось контролирующее усилие воли, раздувающиеся ноздри, затуманенный страстью взор.

Он продолжал равномерные движения до того момента, когда Изабель уже не могла сдержать конвульсивную дрожь. Капитуляция произошла неожиданно и лишила ее воли, нестерпимый наплыв блаженства захлестнул ее. Джон соединился с ней в сладостном экстазе, его горячее, прерывистое дыхание обожгло ее кожу.

Чуть живая от счастья, Изабель обвила руками его шею.

Пожар полыхал в ее сердце. Как просто сказать эти три слова: я люблю тебя. Но в момент страсти это были бы пустые, ничего не значащие звуки. Поэтому она промолчала, предоставив поведать ему о своей любви слезам, хлынувшим вдруг из глаз.

Джон въезжал на двор Изабель, ведя за собой на веревке вьючного мула. Когда высокие травы расступились перед ним, он увидел хижину и хозяйку. Она стояла на крыльце с чашкой белой краски в руках и по трафарету рисовала на оконном стекле снежинки. Джон любовался сзади ее прекрасной фигурой, оставаясь незамеченным.

Собранные на затылке в узел мягкие черные волосы серпантином ниспадали ей на спину. В его памяти ожили те бесценные мгновения, когда он держал в пальцах ускользающие локоны, трогал шелковистую кожу, целовал ее, сжимая в своих объятиях.

В тот день они возвратились в город к полудню, привезя с собой корзины, полные ягод. Они собрали бы еще больше, если бы провели ночь за работой, а не предаваясь любви. Время, проведенное с Изабель на побережье Вентуры, было самым дорогим в его жизни временем. Он хотел сказать ей об этом, но сдержался. Признать истину всегда было ему непросто.

Она доверила ему себя так беззаветно, и оставалось только надеяться, что сожаление не омрачило ее душу. Что до него, то о сожалении не могло быть и речи. Но вместе с тем Джон не хотел продолжать их сексуальные отношения. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим, и, конечно, он боялся, что Изабель будет думать, будто это все, что ему от нее нужно.

У нее уже однажды была семья, домашний очаг, но не с таким мужчиной, какой ей был нужен. Джон мог бы показать ей, что такое настоящий брак, если, конечно, она позволит ему.

Но в его голове беспрестанно звучал один и тот же вопрос, заставлявший его молчать. Как она поведет себя, если он признается ей в любви. Страх, что она оставит его, ввергал его в нерешительность.

Изабель обернулась на стук копыт и, увидев его, улыбнулась.

— Привет.

Он улыбнулся ей в ответ, остановился и спешился.

Что вез на себе вьючный мул, невозможно было сохранить в тайне, поэтому Джон просто подошел и напрямик выложил все, что имел сказать по поводу небольшой елочки, за которой проскакал сегодня два часа. Сейчас он чувствовал ужасную неловкость, беспокоясь, как бы подарок не показался Изабель слишком уж претенциозным.

— Изабель… — Он сдернул с головы свой стетсон и сунул его под мышку. — Я видел в окно, у тебя нет рождественской елки. Вот я привез тебе одну.

— Ах! — Изабель бросила кисть и сошла по ступенькам вниз взглянуть на подарок. Подойдя к мулу, она протянула руку и провела ладонью по зелено-голубым иголкам. В глазах ее светилась искренняя благодарность, когда она повернулась к Джону. — Какой замечательный сюрприз! Спасибо тебе.

Он разозлился на себя, почувствовав, как жар приливает к шее. Проклятие!

— Останься со мной, мы ее вместе украсим.

— Хорошо.

Джону потребовалось совсем немного времени, чтобы установить елку в передней комнате, которая оказалась довольно просторной. Хижина делилась на две половины: большое жилое помещение с кухней и спальня справа от нее, в которой он увидел простую деревянную кровать, покрытую пестрым лоскутным одеялом. Он поймал себя на мысли о том, как хорошо было бы просыпаться на этой кровати рядом с Изабель.

Сквозь широко распахнутую дверь в комнату врывались солнечные лучи. Джон поставил елку вертикально в ведре и навалил камней, чтобы закрепить ее в этом положении. В камнях недостатка не было — они валялись по всему двору. Джон заметил, что Изабель использует их для украшения дорожки, ведущей к дому, и цветочных клумб.