Кэтрин Полански: Работа над ошибками

Он откинулся на стуле. И зачем только он задал этот вопрос? Черт побери, он же прекрасно знал, что она спала с ним вовсе не затем, чтобы спасать папашино хозяйство. Она любила его. До сих пор, после всего, что случилось, после всех этих лет разлуки. Он увидел эту любовь в ее глазах, едва столкнувшись с Дженной у миссис Уоррен. И был счастлив. Сначала это было эгоистическое чувство, ему льстило, что она не забыла его, что по-прежнему млеет от его взгляда и тает в его объятиях. Затем он понял, что из всех женщин мира он выбрал только ее, навсегда.

Он задал этот вопрос, потому что хотел унизить ее, потому что она сделала ему больно своими откровениями про «защиту». Она, слабая девушка, хотела защитить его, здорового мужчину. Она считала, что будет обузой, что Синди будет обузой. Да за кого она вообще его принимает?

Ему удалось не просто унизить ее, а втоптать в грязь.

Но он вовсе не чувствовал удовлетворения. Все, что он чувствовал, это раскаяние. Но страстное желание отомстить Рандольфу затмило ему разум. После этой ночи Дженна может так разозлиться на Тайрена, что уедет с Синди в Окленд, не сказав ни единого слова.

Допустить этого он не мог.

— Ты ведешь себя, как мальчишка, Тайрен Те Ароа.

В кабинет вошла Кири.

— Бабушка, пожалуйста, — устало сказал он. Его совсем не удивило то, что Кири, кажется, в курсе происходящего. Он давно перестал искать объяснение подобным вещам. — Ты не понимаешь.

Она остановилась возле его письменного стола и вдруг показалась гораздо выше, чем обычно.

— Твоя гордость уязвлена, это я вполне способна понять. — Кири погладила его по голове и поправила косы, прямо как в детстве.

— Она мне врала! — прорычал Тайрен. — Всегда. Постоянно. И она не верила в меня нисколько, ни на минуту не допускала мысли, что может полностью на меня положиться.

— Она ошибалась, она боялась причинить тебе еще большую боль, — возразила Кири. — Она не говорила тебе об этом?

— Говорила, но…

— И ты ее не прощаешь? Мать твоего ребенка? — перебила его Кири, не давая пуститься в долгие объяснения.

— Бабушка… — взмолился Тайрен.

— Ты и его не простишь? Деда твоего ребенка? — безжалостно чеканила вопрос за вопросом Кири.

— Черт возьми, бабушка! — возмутился Тайрен.

— Я не собираюсь молча смотреть, как ты в очередной раз губишь свою жизнь, — отрезала Кири. — Я не тому учила тебя.

— Они погубили мою жизнь, — парировал Тайрен, но это прозвучало скорее выпадом обиженного ребенка, чем словами зрелого мужчины.

— Ты так в этом уверен? Ты, сидящий в своем доме, политик и бизнесмен, в которого верят люди? Ты, добившийся в своей жизни большего, чем многие осмеливаются даже мечтать? Я не узнаю тебя. Возьми на себя ответственность, Тайрен. Ты должен справиться с ненавистью к собственному отцу, ты должен вообще изгнать ненависть из своей жизни, иначе однажды ты окажешься очень одиноким. На поле, удобренном местью и злостью, не вырастет урожая, лишь та же самая всепожирающая ненависть.

Тайрен заскрипел зубами и посмотрел в окно. Там колыхались ветви деревьев, на одну из них сел крохотный ярко-желтый попугайчик и тут же, словно испугавшись чего-то, упорхнул. А за деревьями простирается его земля. Земля Те Ароа.

Все эти земли, дом, все это он сделал для себя и Дженны. Имей бы он только мужество признаться в этом… Даже себе. До сих пор он думал об этом только урывками и каждый раз подавлял несбыточную и робкую надежду, отказывался от мечты. Раз за разом он обманывал сам себя, потому что так было легче жить. Легче ненавидеть, чем любить. Ненависть и в самом деле гораздо более простой путь.

А любовь, и особенно любовь к Дженне, требует посвятить себе всю жизнь.

Похоже, Кири прочитала его мысли.

— Ты все еще любишь ее. Даже больше, чем я раньше думала, — удовлетворенно кивнула она.

— Мне надо работать… — попытался отговориться Тайрен и принялся копаться в бумагах. Закончилось это тем, что он опрокинул стакан с недопитым виски на протокол одного важного парламентского совещания. Чертыхаясь, он помахал в воздухе листами, пытаясь минимизировать ущерб.

— О, конечно. Больше, чем ты можешь представить себе. — Кири покачала головой и ушла.

Что, к черту, ей от него нужно? Чтобы он все забыл? И того, кто это наделал? Чтобы он кинулся искать Дженну и сказал ей, что все еще любит ее — больше, чем прежде? Чтобы пришел к Рандольфу Фарсону и по-христиански его простил? Но он, Тайрен Те Ароа, — не христианин. У него свои боги, и они не велят подставлять левую щеку после того, как тебя сбили с ног хуком справа. Пусть Фарсон будет благодарным, что маори оставили в прошлом обычай поедать сердца своих врагов. Хотя сердце Рандольфа настолько твердое и черное, что и зубы сломать недолго.