Эдриан Маршалл - Спаси своего принца

— А еще вам звонили… — Грэйс, видно, решила его доконать. — Ваша бывшая жена и ваша мама.

— Про Джекки я и слышать не хочу, — предупредил Шон. — А что сказала мама?

— Сказала, что заедет к вам перед отъездом и возражения не принимаются.

— Я так и думал… — пробормотал Шон и направился в ванную.

Свои визиты мама всегда предваряла вот такими звонками. Она разговаривала с Грэйс и в ультимативной форме сообщала о своем появлении.

Шон взял с полочки кусок натурального мыла с эфирным маслом бергамота и намылил им губку. Когда-то визиты матери были для него огромной радостью, а теперь превратились в какую-то экзекуцию. Ей вечно что-то не нравилось, она постоянно стремилась его поучать. Лидия Милано с огромным удовольствием перекроила бы жизнь сына по своему лекалу, но, к счастью, Шон вовремя это понял и сделал все, чтобы ее материнская любовь не лишила его самого ценного — собственного «я».

А ведь когда-то он готов был пойти на все, что угодно, лишь бы она его заметила. Даже на самый безумный, сумасбродный поступок…

Ну и денек… — мысленно вздохнул Шон, выбравшись из ванны. Вначале Джекки со своей идеей фикс, потом Клеманс со своими угрозами, а потом еще и это происшествие в переулке, из-за которого, как верно заметила эта девочка Джун, я чуть было не «окочурился»…

Шон вспомнил щупленькую фигурку, замотанную в просторную одежду, курносый, дерзко вздернутый нос, акварельно-голубые глаза, пухлые, чересчур выпуклые губы, которые почему-то все время казались ему влажными, большую родинку на подбородке — как будто эта Джун пила кофе и облилась гущей, — и усмехнулся.

Сегодня его спасла пигалица-сорванец, которой на вид не дашь больше пятнадцати. Мало того, она отказалась от роли в его фильме и навязала ему свою бабушку — какую-то Пензилию…

Шон никогда в жизни не пошел бы на такое, ведь «искусство не любит дилетантов». Но он не любил и не умел быть у кого-то в долгу. А эта девчонка, как ни крути, проявила недюжинное мужество и сообразительность, чтобы спасти его, Шона.

Куда катится мир? — засыпая, подумал Шон. Раньше мужчины спасали женщин, а теперь женщины спасают мужчин… О времена, о нравы…

Эммет Мэдлоу не очень-то переживал из-за того, что его друг и коллега Шон Милано задерживался уже на двадцать минут. Шон, который не опаздывал, был бы уже не Шоном. Во всяком случае, не Шоном Милано…

У Шона было много отличительных черт, но несколько Эммет перечислил, даже если бы его разбудили посреди ночи: Шон не умел рано просыпаться, обожал своего хорька и всегда таскал на шее дурацкий шарф — тонкий или толстый, зависело от времени года.

Но если обожаемый хорек и дурацкий шарф могли задеть лишь тех, кто ненавидит хорьков и считает, что шарфы не в моде, то опоздания Шона причиняли и Эммету, и многим другим немало хлопот.

Однажды, еще на заре своей карьеры, Шон из-за опоздания чуть было не сорвал весьма прибыльный контракт. Эммету стоило большого труда уговорить директора кинокомпании «Вэйнроуд» подождать еще пять минут. К счастью, за эти пять минут Шон успел появиться. Как выяснилось позже, Шону пришлось подниматься на лифте и у него случился приступ клаустрофобии. Естественно, в таком состоянии Шон попросту не мог прийти на переговоры, а потому опоздал на целых полчаса.

Договор, к счастью, был заключен, а потом для Шона и Эммета настали золотые времена. «Мистические комедии» Милано собирали огромные залы и побивали рекорды по кассовым сборам. Имя Милано пестрило во всех газетах и журналах, а Эммет потирал руки, подсчитывая прибыль.

Шон совершенно не разбирался в финансовых вопросах, но безгранично доверял Эммету, за что последний платил ему абсолютной честностью в делах. Эммет Мэдлоу был редкостным пройдохой и прекрасно знал, что может облапошивать и обворовывать Милано так, как ему вздумается. Однако Эммета привлекал не столько обман, сколько азарт. Но обманывать Шона Милано было все равно что обманывать трехлетнего ребенка, а этот вариант Эммета совершенно не устраивал.

Но, увы, через несколько лет золотые времена сменили времена провальные. Как это часто бывает, фильмы некогда популярного режиссера начали подвергаться беспощадной критике. Рейтинги стремительно падали, сборы оставляли желать лучшего.

Около года, вопреки настойчивым просьбам Эммета уцепиться хотя бы за какой-нибудь сценарий, Шон Милано провел в глухом молчании. И только когда на глаза режиссеру попался роман Альфреда Швидке «Мой странный дом», Шон наконец заговорил. Нет, он не просто заговорил — он затараторил без умолку. Об этом романе Шон прожужжал Эммету все уши.