Дикси Браунинг - Поздняя луна

А теперь он вдруг подумал, не покажется ли ей простой невысокий дом, глядящий на залив, крошечным никчемным закутком, даже несмотря на две огромные застекленные веранды, столетние дубы и неповторимый вид. Все в ней кричало о качестве и деньгах, даже несмотря на то, что ей пришлось брать взаймы на билет. Разве она не знает, что все, что у него есть, — ее по первому ее слову.

Когда Сайлас последовал за ней в четырехместный пассажирский самолет, оставив свою машину на обдуваемой ветрами посадочной полосе, Рейн благодарно взглянула на него. Она знала, что он не будет настаивать на том, чтобы лететь с ней домой, но отчаянно нуждалась в его поддержке сейчас, на первом этапе путешествия. А ведь так недавно она приземлилась здесь, спрашивая себя, что же это все-таки заставило ее бросить все родное и знакомое и отправиться одной на всеми позабытый островок.

А теперь вся ее жизнь изменилась. Возможно, еще больше, чем она думала. Первый раз ей пришло в голову, что об отце теперь некому заботиться. Он полностью зависел от Гордли, а без Мортимера может не стать и Гордли, и тогда отец останется совсем без присмотра. Он был безнадежным алкоголиком, но это — ее отец. Жена бросила его много лет назад. Рейн знала, что она не сможет его бросить — пока.

Так о многом следует подумать; она даже не знала, с чего начать. Вместо этого она с преувеличенным интересом рассматривала тень крохотного самолетика, летевшего над озаренными солнцем водами залива Памлико.

— Тебе купить что-нибудь почитать? — спросил Сайлас, проводив ее через некоторое время в здание аэропорта.

— Я положила в сумку несколько журналов твоей тетушки по садоводству — надеюсь, ты не возражаешь.

Его улыбка была нежной и насмешливой.

— Этого тебе должно хватить на несколько часов.

Они сдали ее багаж, и теперь уже оставалось только ждать.

— Сайлас, тебе не обязательно быть со мной до самого отлета, — сказала Рейн, хотя сама бы не выдержала, если бы он сейчас ушел.

Несколько минут, оставшихся до объявления рейса, они просидели бок о бок в неловком молчании. В голове у нее было пусто — из всего, что она собиралась сказать ему, она припомнила только инструкции по поводу галереи.

— Супруги Мейер приезжают в следующий вторник за картиной, — вспомнила она. — Картина в запаснике, засунута за лестницу. Мейеры уже заплатили, и я ее упаковала. Они остановятся в одном из туристских комплексов.

Сайлас мрачно кивнул, и она продолжила:

— Ах да, цветы — попроси Билли поливать все в галерее и в гостиной, хорошо? Но не поливайте пальмы в вестибюле. В книжках написано, что они не любят много влаги.

Наконец объявили посадку, и Рейн была почти рада. Атмосфера становилась весьма напряженной.

— Позвони мне, когда доберешься, — коротко бросил Сайлас.

— Будет поздно.

— Позвони мне, — простонал он, а потом притянул ее к себе и впился в ее губы жгучим отчаянным поцелуем. — Позвони мне, — повторил он, и Рейн увидела в его глазах подозрительный блеск.

— Я вернусь, Сайлас.

Когда стюардесса подошла, чтобы принять заказ на напитки, Рейн все еще сидела, уставившись на свои затянутые в белые перчатки руки, вспоминая, как они смотрелись на бронзовом теле Сайласа.

Сначала Рейн ее не узнала. Прошло так много лет.

— Мама?

— Ларри, дорогая! — Крохотная женщина с неправдоподобно светлыми волосами бросилась к ней, и Рейн окунулась в облако экзотических духов. — Дай я взгляну на тебя! Как ты выросла!

Рейн и не думала, что мать приедет на похороны Мортимера. Последний раз Рейн слышала о ней, когда та была в Ницце со своим третьим мужем, ниже ее по общественному положению и моложе на несколько лет.

— Пойдем же. Дай Гордли квитанцию на багаж. Машина прямо у дверей. Мы поговорим, пока он получит твои чемоданы.

— Мама, здесь нельзя парковаться.

— Да почему же, дорогая? Мы уже припарковались, — чистосердечно изумилась Элеанор Эшби-Сторнуэй Монбланш.

Учитывая разницу во времени, для Рейн это был поздний час. Она отчаянно устала, и все же было так хорошо снова встретиться с матерью! Пока Гордли, приветствовавший ее порывистым медвежьим объятием и смущенной улыбкой, ожидал появления ее чемоданов, Рейн узнала, что мать оставила мужа номер три.

— Дорогая, со временем так устаешь от этих переросших подростков. Грег наслаждается обществом молодежи, но, честно говоря, я уже нахожусь в таком возрасте, что не осмеливаюсь появляться до захода солнца. Искусственный свет — это одно дело, но яркий дневной свет… В конце концов, мне ведь почти сорок, ты же знаешь…