Мария Барская: Бабье лето

— Да нет. Просто один вопросик хотела задать. — Издалека приступила я к главному.

— Если денег в долг хочешь, я пас. Говорил уже: на мели.

— С деньгами у меня порядок. Могу даже тебе одолжить.

— А я, знаешь, не откажусь, — повеселел он. — Возьму ровно на месяц. Потом мне должны привезти из Германии гонорар за картину. Очень выгодно одному немцу впарил. Агатка, тысячу зеленых подкинешь?

Я давно знала: Федя хоть и свободный художник, но в финансовых вопросах крайне щепетилен и аккуратен. Деньги ему можно ссужать совершенно спокойно. А сейчас мне к тому же позарез требовалась Ириска.

— Запросто, — произнесла я вслух.

— Ой, спасибо! А что у тебя за вопросик?

— Да, в общем-то, ничего серьезного. Хотела спросить, не одолжишь ли ты мне Ириску? Всего на недельку.

Федя всхрапнул, как загнанный конь, и крикнул:

— Зачем тебе моя собака?

Сахар свой человек, и я сказала чистую правду:

— С мужиком хочу познакомиться.

На сей раз он хрипел дольше. Я поняла, что осмысливал. Однако до конца, видимо, не осмыслил, потому что спросил:

— А Ириска-то тут при чем?

— Федя, ты понимаешь, этот мужик тут каждый день гуляет с собакой, — принялась терпеливо объяснять я.

— А собака у него ротвейлер или мастино наполетано, — взвыл Федор.

— Что ты, что ты! — скороговоркой затараторила я. — Совсем маленький миленький песик. Почти уверена, он и кусаться не умеет, у него челюсти абсолютно кривые.

— Порода? — жестко осведомился неумолимый Федор.

— Французский бульдог.

— И она говорит, он кусаться не может! У французских бульдогов, к твоему сведению, мертвая хватка.

Не даст Ириску! Вот так люди и страдают за правду. Что мне стоило соврать, будто у моего Принца какая-нибудь левретка! Но надежда умирает последней, и я продолжала уговаривать.

— Ты, наверное, знал агрессивных французских бульдогов, а этот такой спокойный, даже вялый.

— Все они вялые, пока не укусят.

— Федечка, я тебя умоляю! Клянусь тебе держать Ириску на поводке и к бульдогу близко не подпускать. Его, между прочим, тоже на поводке выгуливают. Пойми: для меня это вопрос жизни и смерти! Ну пожалуйста! — И тут я прибегла к почти запрещенному приему: — Тебе-то только лучше. Ириска у меня недельку поживет, а вы пока, может, с Пупсиком помиритесь. И денег я тебе прямо сегодня дам.

Чумка, внимательно следившая за ходом нашего с Федечкой разговора, сунула мне под нос два пальца. Совершенно верное решение! И я, добавив еще немного вкрадчивости в свой и без того елейно звучащий голос, решила затронуть самые низменные струны в душе своего собеседника:

— А хочешь, не тысячу, а две? Купишь тогда Пупсику какого-нибудь другого «Бланика» взамен съеденного. Вот она тогда без Ириски своими туфельками как следует и насладится.

— Агата, тебе никто не говорил, что ты шантажистка? — пробасил он.

— Никто. Ты будешь первым, — весело откликнулась я, ибо уже не сомневалась: Сахар сломался.

А он уже тем временем заговорщицки шептал:

— Только давай договоримся: я Ириску тебе вроде как насовсем отдаю. Ну типа без Пупсика жить не могу. Подождем, когда страсти улягутся, а после вроде как выяснится, что Ириске у тебя плохо, и тебе как бы придется мне ее возвратить.

— Сахар, а тебе никто не говорил, что ты наглый врун? — отбила обвинение в шантаже я.

— Постоянно говорят, — в свою очередь, парировал он. — Так что этим ты художника не унизила. У меня просто творческое воображение хорошо развито. Что, если я прямо сейчас соберу Ирискино барахло и вместе с ней к тебе? Подходит?

Все складывалось как нельзя лучше. Сегодняшний день у меня был совершенно свободный. Да и откладывать приезд таксы не в моих интересах. Вдруг потом Федя передумает. Ну например, Пупсик уйдет, а Феде понравится снова жить одному. Тогда он мне свою собаку ни за какие коврижки не отдаст.

— Приезжай! Жду.

— Я мигом. Только Пупсику сообщу, что она победила! А ты пока туфли свои спрячь подальше. Предупреждаю: уничтоженную Ириской обувь компенсировать тебе не намерен.

— Естественно. Я ведь не Пупсик.

С Федей мы завершили беседу, крайне довольные друг другом. Перед обоими замаячили радужные перспективы.

— Мы в ответе за тех, кого приручили! — передразнила я друга Сахара. — А собаку отдал. Сейчас привезет.

— Тогда я у тебя еще посижу, — сказала Чумка. — Сто лет Федьку не видела. Только опять в платье впихиваться неохота. Можно, я в твоем костюмчике останусь?

— Тебе же цвет не нравился.