Николь Бернем: Все могут короли

Дженнифер встала и отошла от него.

— Очень рада, ваше высочество. Для меня большая честь, что я хоть в чем-то смогла вам помочь.

— Хоть в чем-то? Неужели вы не понимаете…

Она отошла к окну, не дав ему договорить.

— Очень хорошо понимаю. Уже солнце встает. И вам, и мне просто необходимо прилечь хотя бы на часок. — Она открыла дверь и повернулась к нему. Лицо по-прежнему ничего не выражало, как будто она его не слушала. — Я покажу вам, где можно спокойно отдохнуть.

Антонио встал, не понимая, что произошло. Он готов был признаться ей в любви. Он собирался сказать, как много Дженнифер для него значит, а она вдруг сделалась совсем чужой. Он ошибся? Слишком серьезно отнесся к нежным поцелуям возле развалин госпиталя? Неверно истолковал взгляды, которыми они весь день тайком обменивались? Ни разу в жизни ни одной женщине он не говорил слова любви — в его положении это было довольно опасно. Может быть, не имея опыта, он сказал что-то не так?

Он подошел к двери и, выходя, намеренно коснулся Дженнифер.

Никакой реакции. Он почувствовал словно удар в солнечное сплетение.

Взяв себя в руки, он величественно, как будто во время государственного приема, кивнул ей, предлагая показать, куда идти. Его никогда не отвергала женщина, но гордость не позволяла дать ей понять, как глубоко это его ранило.

Она бросила на него быстрый взгляд. На мгновение в ее глазах появились боль и глубокая печаль. Промелькнули и исчезли — и снова перед ним стоял человек, посвятивший себя делу спасения людей.

— Сюда, ваше высочество.

Значит, он действительно сказал что-то не так. Она тоже любит его — в этом он был теперь уверен. Но что он должен сказать, чтобы она поняла, насколько сильно он ее любит?

— Дженнифер, подожди. Мы должны выяснить с отношениями. — Он взял ее за руку и развернул к себе. Она чему-то улыбнулась, но ничего забавного он в происходящем не видел. — Чему ты улыбаешься?

— Вы, наверное, хотели сказать «выяснить отношения»?

Он нахмурился: надо же, снова оплошал. Впрочем, сейчас ему было не до языковых тонкостей.

— Значит, выяснить отношения, если это означает обсудить, что с нами происходит. И что должно произойти.

Она перестала улыбаться.

— Видите ли, ваше высочество, учитывая, что… то есть леди Франческа… Не представляю, что мы можем обсуждать.

Вот, оказывается, в чем его ошибка!

— Это не имеет отношения к леди Франческе. Я говорю о нас.

— Вряд ли необходимо что-то объяснять. В вашем положении вы должны…

— Должен сделать правильный выбор, который пойдет на пользу не только моему народу, но и мне. И мой выбор — ты, Джеинифер Аллен!

— Я не…

Не дав возразить, он схватил ее за плечи. Он не может теперь потерять ее.

— Ты мой выбор. Ты, Дженнифер. Не Франческа, не Бианка и никто другой. Я очень хочу надеяться, что ты меня не отвергнешь. — Он заключил ее в объятия, крепко прижимая к себе, чтобы она не смогла больше вырваться. — Ты научила меня делать собственный выбор и теперь не имеешь права говорить, что я должен выбрать Франческу, когда я хочу быть с тобой.

Она покачала головой, но вырываться не стала. Понимая, что лучше объясниться без слов, он припал к ее губам. Дженнифер задрожала всем телом и, не в силах больше бороться с собой, прильнула к нему, обвив руками. Губы отозвались на его призыв.

Его тело готово было взорваться от желания.

Она целовала его так, как ни одна женщина в его жизни. Она целовала любимого человека, а не принца, которого хотела заполучить.

Именно такой он рисовал ее в воображении — пылкой, страстной в любви, как и во всем, что она делала.

Не отрываясь от ее губ, он упал на колени прямо в грязь, увлекая ее за собой, — настолько захватило его желание. Он вдыхал ее запах, желание росло, вздымалось, как волна, и накрыло его с головой, когда она теснее к нему прижалась. Он готов был овладеть ею тут же, прямо на грязной дороге. Сердце бухало в груди, гулко отдаваясь в ушах, а рядом так же сильно билось ее сердце. Это было так хорошо, что он чуть не потерял сознание.

— Антонио, — простонала она ему в ухо. Наконец-то она назвала его по имени, а не «вашим высочеством». Как же он мечтал об этом. Он точно знал, что нашел женщину, которая должна стать его женой. Эта женщина будет любить в нем прежде всего человека, мужчину.

— Родная моя, как же сильно я тебя люблю! — Он продолжал целовать ее в шею, грудь, потом снова возвращался к губам.

— Антонио, Антонио, — шептала она, — мы должны остановиться.