Элеанор Фарнс - Замок для двоих

— Нет. Последний раз, когда мы притворились, будто я просто искушал вас, это было для меня потворством своим желаниям. Вы хотите сказать, Венеция, что любите меня?

— Люблю, — ответила она серьезно. — Но вы сами, дон Андре, указали на те причины, по которым из этого ничего не может получиться.

— Я уверен, что мы можем отбросить их. Если я могу быть правдивым, Венеция, — а я знаю вашу страстную преданность правде, и вы напомнили мне о ней, когда настаивали на том, что ваши отношения с Анниной должны быть искренними, — то должен признаться, что долгое время боролся с собой. Это неподходящий брак, в то время как брак с моей соотечественницей, разделяющей мой образ жизни и все такое, казался желательным.

— Вы имеете в виду Фернанду? — спокойно подсказала Венеция.

— Это могла быть Фернанда. Это наверняка была бы Фернанда, если бы я не влюбился в вас. Фернанда красива, очаровательна. Но есть секрет, который я доверю только вам, Венеция, и больше никому. Она неинтересна. И я не думаю, что она любит меня. Я ей нравлюсь, мы очень хорошо ладим друг с другом, и это был бы брак, который устроил бы обе наши семьи. Боюсь, Фернанда будет разочарована. Но надеюсь, что это не разобьет ей сердце. Так что я боролся с собой и с тобой, дорогая, поэтому и отослал тебя.

— Сказав очень неприятные слова.

— Но я не мог жить без тебя. Я должен был попросить тебя вернуться.

— Но препятствия остаются, дон Андре.

— Андре, — поправил он, — мы можем отбросить «дон».

— Препятствия остаются, Андре.

— Национальность. Но ты сама сказала, что это не является непреодолимым препятствием.

— Религия.

— Англия такая языческая страна. Ты язычница, Венеция?

— Нет. Но я и не фанатичка. Это тоже не непреодолимо, Андре. Сказать тебе, что я чувствую?

— Пожалуйста.

— В некотором смысле я чувствую себя так, будто эмигрирую в другую страну. Если идешь, все время оглядываясь назад, постоянно сравнивая новое со старым и не стараясь адаптироваться к новой жизни, то потерпишь неудачу. Если же рискнешь идти вперед, не оглядываясь на то, что было раньше, то, скорее всего, добьешься успеха.

И мне кажется, что то же самое и с браком. Нужно измениться сердцем, и любовь сделает это возможным. Помнишь, как в клятве, которую произносят при венчании: «Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой». И еще: «Твои родные будут и моими родными». Мне кажется, что здесь не может быть половинчатых решений…

— Ты в самом деле так думаешь, Венеция?

— Конечно. — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Мое восхищение тобой растет с каждым днем. А дети?

— Дети? — На секунду она не поняла, что он говорит об их будущих детях. Потом опустила глаза, и ее густые загнутые ресницы затрепетали. Она смутилась оттого, что до сегодняшнего дня даже не верила в то, что дон Андре любит ее (хотя мечтала об этом), а он уже обсуждал их возможных детей.

— Да, дети. Как быть с ними? — настойчиво спросил сеньор.

Он вздохнула и смело посмотрела прямо ему в глаза:

— Они будут испанцами, Андре, и будут воспитаны в испанском духе и религии. Потому что все остальное было бы для них чуждым и сделало бы их чужими среди своих. Их жизнь будет только интересней оттого, что у них будет мать-англичанка и английские бабушка и дедушка, которых они могли бы навещать. И еще дети будет говорить на двух языках.

— Дорогая, как я тебя люблю! — Он обнял девушку. — Но ты выглядишь ужасно усталой. Доктор хочет, чтобы ты полежала в постели. И, кроме того, мое дорогое дитя, тебе нужно принять ванну. Давай я отведу тебя наверх и оставлю с миром. Но помни, только на сегодня.

— О господи, конечно, мне нужно принять ванну, — опомнилась Венеция. — Я, должно быть, ужасно выгляжу. — Дон Андре помог ей встать на ноги, поддерживая в своих объятиях. — Знаешь, Андре, что ты не учел одну важную вещь? — Она улыбнулась, глядя в его темные глаза.

— И что же это?

— Ты ведь не просил меня выйти за тебя замуж. А я полагаю, что это — необходимое предварительное условие для появления на свет очаровательных детишек.

Дон Андре обнял ее так крепко, что Венеция вскрикнула. Ее ноющие спина и плечи запротестовали против такого обращения.

— Пойдем наверх, — сказал он, — пошли в постель.

Они поднялись по лестнице, прошли по широкому коридору, затем по узкому и остановились у старой, обитой железом двери. Дон Андре открыл ее и вошел внутрь вместе с Венецией.

Девушка снова вскрикнула, увидев себя в зеркале: