Светлана Бестужева-Лада: Фарфоровая кукла

Аделаида никогда близко не подходила к плите, понятия не имела, сколько стоят в магазине хлеб и молоко, не говоря уже о более серьезных продуктах, считала, что уборка в квартире происходит как-то сама по себе. После того, как на ее руке появилось обручальное кольцо, она очень быстро забыла о том, что существует общественный транспорт, районная поликлиника и еще какие-то бытовые учреждения.

Чуть менее быстро она забыла о том, что ее мать по-прежнему живет в предназначенном на снос доме и живет на нищенскую зарплату. И не потому, что была злая или бессердечная, просто сама мать не слишком охотно посещала «волшебный замок», в который попала ее дочь. Зять, старше ее лет на двадцать пять, был с еще молодой тещей так подчеркнуто учтив, так безукоризненно вежлив, что от всего этого можно было свихнуться.

Чтобы этого не произошло, а также, чтобы совсем оторвать Аду от не слишком респектабельных корней, Андрей Анатольевич купил любимой теще добротный дом в ее родном провинциальном городишке и положил на счет в сберкассе солидную сумму денег. После чего отправил родственницу осваиваться на новое место жительства и напрочь забыл о ее существовании. А у Адочки было слишком много других, куда более интересных занятий, чем вести активную переписку с матерью. Так все и заглохло само по себе.

Через несколько лет после рождения сына, окончательно убедившись в том, что так называемая «интимная жизнь» — это редкие и не очень приятные моменты в супружеской постели, слишком гордая и высокомерная, чтобы унизиться до адюльтера, Аделаида, ставшая к этому времени настоящей светской дамой и признанной московской красавицей, решила самовыражаться в творчестве. Не зря же в свое время пыталась поступить в Суриковское.

Но теперь все было иначе. Никто не говорил, что ее работам не хватает таланта и самобытности, наоборот, приглашенные любящим супругом преподаватели изо всех сил лелеяли и пестовали все-таки обнаруженную самобытность. Аделаида начала с акварели, вызывавших у ее мужа неподдельное умиление, но… Сама она понимала, что это — не ее, что акварели пишут все, и почти все — одинаково плохо. Нужно было найти что-то свое, особенное, чего никто не делал или хотя бы не делал так, как будет делать она.

От занятий традиционной живописью маслом сама Ада отказалась довольно быстро, кроме того, и потому, что узнала: талантливых художниц во всем мире можно пересчитать по пальцам (что странно, но верно), и быстро сообразила, что тут ей никак не преуспеть. К тому же краски пахли и пачкались, портили руки и тщательно сделанный маникюр, да ещё вызывали головную боль.

Какое-то время она занималась вышивкой. Это у нее получалось неплохо, даже иногда красиво, но казалось ей самой мещанством и банальностью. К тому же от нудного и кропотливого подсчета клеточек и крестиков тоже начинала болеть голова, техника глади требовала предельного внимания к тому, чтобы все стежки были абсолютно одинаковы по длине, а уж более сложная техника вообще выводила из терпения. Так что все ограничилось парой диванных подушек для кабинета мужа, да нагрудничками для Андрюши.

Себя в творчестве Ада нашла случайно и довольно поздно: Андрюша уже ходил в школу. Как-то в свободный вечер она зашла к сыну и обнаружила, что он выполняет домашнее задание: лепит из пластилина какого-то зверька. Скуки ради Ада составила сыну компанию, а поскольку думала совершенно о другом, то и вылепленная ею фигурка оказалась «не мышонком, не лягушкой, а неведомой зверюшкой» — каким-то крылатым львом или волком с крыльями. Но впечатление, несомненно, производило.

Кроме того, Ада обнаружила, что лепить — очень легко, и после двух-трех пробных сеансов уже совершенно спокойно создавала любую форму: от человеческой фигурки с соблюдением всех пропорций, до причудливой формы вазочки.

Когда о новом увлечении узнал супруг, то немедленно выписал из-за границы специальный материал для лепки и снабдил супругу довольно солидной библиотекой по технике создания «малых форм». Правда, супруга не посвятила этому жизнь, а рассматривала, в основном, как хобби, но время от времени не без удовольствия создавала какую-нибудь очередную безделушку…

— Прости, Андрюша, меня отвлекли от разговора с тобой, — услышал он рядом голос Ивана Ивановича. — На чем мы остановились?

— На том, что мама сказала странную фразу.

— Ах, да! Она сказала: «Наверное, я чего-то вовремя не узнала…»

— Действительно, странно. Как вы думаете, что она могла иметь в виду?