Эва Киншоу - Не теряй надежду

Из печального забытья ее вывел звук подъехавшей к дому машины. Через минуту машина уехала. Дайана дотянулась до костылей и спустилась к двери — она была открыта, чтобы проветрить дом в эту душную летнюю ночь.

Мужчина, которого она только что вспоминала, стоял перед ней. Томас Уильямс, одетый в брюки цвета хаки и темно-коричневую спортивную рубашку, подчеркивавшую широкие плечи, пристально смотрел на нее зеленоватыми глазами.

— Ты! — ахнула Дайана, покачнувшись. Она едва не упала, но он поддержал ее. — Что ты тут делаешь — явился посочувствовать? — сердито выпалила она. — Можешь убираться!

— Дайана, — ровным, спокойным голосом произнес он, придерживая ее за локоть, — поверь мне, я лишь вчера узнал…

— Ну и что, что узнал? Ты ничем не можешь мне помочь. Так что зря отпустил такси — как видишь, на сей раз я тебя никуда не в силах отвезти.

— А я никуда и не собираюсь, — сдержанно ответил он, шагнув вперед, и она увидела на ступеньках две дорожные сумки. — Ни завтра, ни послезавтра. Предупреждаю тебя, Дайана, я приехал насовсем, и ты не сможешь меня выставить. Почему бы тебе не пригласить меня войти в дом?

Дайана развернулась, по-прежнему ошеломленная неожиданным появлением Томаса. Оглядев ее с ног до головы, он начал было:

— Милая, мне так жаль…

Но Дайана и сама знала, как выглядит, — бледная, худая, с глубокими тенями под глазами, никакого следа прежнего блеска…

— Мне не нужна твоя жалость, Том, — прервала она, — да и ты мне не нужен.

Пожав плечами, он поднял сумки и прошел вслед за ней в гостиную.

— Поскольку вторая спальня занята, я устроюсь внизу. Можно, я сделаю кофе?

Но она никак не прореагировала на его вопрос о кофе.

— Откуда ты знаешь, что спальня занята?

— Я разговаривал с твоим отцом. — Томас вошел в кухню и поставил на плитку кофейник.

— Ты хочешь сказать, он… согласился? — недоверчиво спросила она.

Уильямс посмотрел на нее с виноватой усмешкой.

— Он… то есть твои родители согласились, что я имею право на то, чтобы ты меня хотя бы выслушала. Видишь ли, Дайана, я оказался в неловком положении: дело в том, что я не могу без тебя.

— Нет! — воскликнула она, не веря своим ушам.

— Это правда. — Он достал две чашки.

— Не верю. Я знаю, в тебе говорит просто жалость. Том, со мной все будет в порядке, вот увидишь.

— О, узнаю тебя, Дайана, — пробормотал он. — Но я все равно тут останусь. Мне надо закончить книгу, мне нужен покой, а твой дом мне вполне подходит.

Она возмутилась: он даже не сказал ей, что пишет книги под псевдонимом, не доверился ей, а тут, нате вам, явился!

— Тогда уеду я, — пообещала она.

Поставив кофейник на огонь, Томас подошел к ней. Он совсем не изменился за прошедшие месяцы. Дайана сомневалась в том, что ей удастся разлюбить Томаса, но и жалость его она не могла принять.

— Дайана, — произнес он, и она увидела в его глазах решимость, — ты никуда не уедешь. Только вместе мы способны разобраться в наших чувствах. К тому же я могу тебе кое в чем помочь.

— Как? — горько вздохнув, спросила она.

— Мы все обсудили с твоими родителями, и они согласились, что это неплохая идея. Здесь ведь очень много людей, у которых есть свои лошади. А у тебя есть тренировочный круг для обучения и место для выгула лошадей, а также все необходимое оборудование. И если мы с Рут будем тебе помогать, то ты вполне сможешь добиться успеха.

Дайана обдумала все, что сказал Томас, потом развернулась и на костылях проковыляла к дивану. Покачав головой, она неуверенно произнесла:

— Нет. Нет, Том, ничего не выйдет.

— Но почему? — спросил он, подавая ей кофе.

Она не смогла скрыть злости.

— А как же твои поездки? Кто будет писать репортажи о войнах, о голодающих?

— Я повидал достаточно голодающих и воюющих людей, землетрясений, наводнений и прочего — хватит на всю жизнь. — Он присел рядом с ней. — К тому же я продал свой дом в Лондоне, купил себе новый. Он будет готов только через неделю, так что мне сейчас негде жить, и я совершенно свободен.

— Ты продал дом? — удивилась она. — А обо мне ничего не знал до вчерашнего дня?

— До вчерашнего дня я был за океаном, Дайана, — спокойно ответил Том. — Все переговоры вел мой адвокат. Два месяца я был недосягаем, поэтому ни Генри, ни Энн, ни моя мать не могли сообщить мне о тебе. Уверен, что в ином случае они бы мне обязательно дали знать.

— Где ты был? — невольно спросила она.

— На островах Тристан-да-Кунья.

— Никогда о таких не слышала.