Бьюла Астор - Греховные утехи

Ноги сами понесли Кэтрин на половину мужа. В спальне Алекс надевал свежую рубашку и был настолько погружен в свои мысли, что даже не заметил прихода жены.

— Алекс… — Женщина почувствовала, как перехватило горло.

Серрано быстро обернулся. Взволнованная Кэтрин стояла в дверях. Синие глаза женщины сияли.

На мгновение захотелось зажать ключ в руке и никогда никому не показывать. Кэти и понятия не имела, как трудно будет отдать его… Но она тут же устыдилась своей слабости и бросила ключ на кровать.

— В конце концов заключение оказалось не пожизненным, — услышала она собственный голос.

Алекс вопросительно посмотрел на жену. Никогда великий финансист не соображал так медленно. Серрано перевел взгляд на ключ, а потом снова поднял глаза на жену.

— Это ключ от еще одного несгораемого ящика. Я думаю, там лежит то, что ты ищешь. — И Кэти рассказала мужу, как его обнаружила.

— Боже! — прошептал, приходя в себя, Алекс. — Все это время! Не могу поверить…

Кэтрин отошла к окну. Ключ к вожделенной свободе. Конец ее брака… или начало? Теперь только время даст ответ на этот вопрос. Потому что, если муж не захочет отпустить ее, в этом он будет тверд.

— Еще мы должны поговорить.

— А подождать нельзя? — нетерпеливо спросил Алекс. — Я не успокоюсь, пока не слетаю в Париж и не попробую этот ключ.

— Боюсь, нельзя. Видишь ли, я случайно знаю, что лежит в этом ящике. Это твое свидетельство о рождении. — Кэтрин повернулась, и… Алекс смотрел на нее глазами, полными гнева.

— Откуда у тебя такая информация? Кэти нервно засмеялась.

— Уж конечно, не от тебя. Рамиро доверился мне…

— Рамиро?! — возопил пораженный Алекс.

— Он попросил меня поговорить с тобой. Рамиро думает ‑ ты мне доверяешь. — Кэти решила идти до конца. — Мне известно, что Энрика ‑ твоя родная мать.

— Рамиро… тоже знает? — Лицо Алекса стало пепельно‑серым, горящий взгляд мужа, казалось, прожигал Кэти насквозь.

— Это не мое дело, — сказала девушка. Алекс уже дал понять: его личные дела жены не касаются.

— И как давно это известно Рамиро? — набросился на Кэти Алекс.

Женщина нахмурилась. Серрано и в самом деле не знает, кто его отец. Но пусть ему об этом скажет кто‑нибудь другой…

— Боже мой, если Рамиро знал, незачем бояться, что это известие разрушит их брак! — простонал Серрано с таким видом, словно на него обрушилось громадное несчастье.

Эти слова о многом сказали Кэтрин. Оказывается, Алекс понятия не имел, кто был его отцом, и предполагал, что это страшная тайна Энрики: узнать такую тайну мужу, воспитанному в испанских традициях, означало уничтожить семью. Значит, Алекс все эти пять лет защищал брак своей матери, а теперь оказалось, что его жертва напрасна…

— Рамиро знает о твоем происхождении все. Он хочет поговорить с тобой и очень беспокоится об Энрике, потому что вся эта ситуация просто убивает ее.

Стиснув кулаки, Алекс что‑то злобно пробормотал по‑испански.

— Почему Рамиро сам не поговорил со мной?

— Он обещал Энрике никогда не делать этого. Так же как она обещала своим родителям никогда не рассказывать тебе правды.

— Энрика стыдится меня.

— Я думаю, нет. Если бы ты отбросил свои проклятые гордость и упрямство, то уже давно бы все выяснил! — Голос у Кэтрин дрожал, но она высказала действительно то, что думала.

— Когда я узнал правду, то попытался поговорить с Энрикой, но она расплакалась и убежала! — Серрано криво усмехнулся. — Ее испуг граничил с истерикой.

Этого оказалось для него достаточно. Алекс понял, что его предавали и обманывали больше двадцати лет, но ни за что не показал бы свою боль. Серрано предпочел показаться злобным и жестоким, но не уязвленным до глубины души. Энрика не была готова к тому, что тайна ее жизни так неожиданно раскроется, женщина ударилась в панику и сожгла за собой мосты.

Алекс резко отвернулся.

— Что нам еще надо обсудить? — тусклым голосом спросил мужчина. — Наш брак? Здесь все очень просто. Или ты остаешься, или уходишь. Постарайся решить, что будешь делать, еще до моего возвращения из Парижа.

Кэти ошеломленно промолчала. Никогда в жизни ее так не унижали. Она еле вышла из комнаты.

Если бы на радостях Алекс открыл бутылку шампанского и начал танцевать, это стало бы менее унизительно, чем та небрежность и бесстрастность, с которой муж дал понять, насколько она ему безразлична. Жестокость этого человека поразила ее. Но все предельно ясно: притворства больше не требовалось. Серрано свободен и не мог откровеннее сказать, что хочет и дальше им оставаться. С таким же успехом Алекс мог бы указать ей на дверь.