Кэрри Томас - Житейское море

Кэтрин встала и, заложив руки за спину, посмотрела на него.

— Вообще-то… — начала было она, но умолкла и нервно откашлялась. — Я хочу заметить, что… — Кэтрин бросила осуждающий взгляд на Марка, не пытающегося ей помочь. — Дело в том, Марк… что если мы собираемся заводить детей, то было бы неплохо сначала пожениться, — поспешно закончила она.

Марк тоже медленно встал и посмотрел на нее.

— Ты случайно не делаешь мне предложения, Кэтрин? Если это действительно так, то я с трудом понял это. Уж не хочешь ли ты сказать, что выйдешь за меня замуж лишь для того, чтобы нам легче было обзавестись детьми?

— Нет, не только, — пробормотала Кэтрин, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. — И могла бы доказать это тебе.

Марк, не сводя с нее глаз, начал снимать пиджак.

— Но удастся ли тебе привести достаточно убедительные аргументы?

— Могу попробовать, — скромно сказала она и решительно направилась в спальню, но Марк, смеясь, схватил ее и взял на руки.

— Я сам перенесу тебя через порог, — целуя ее, сказал он.

Несколько часов спустя, не желая терять времени на сон, они лежали в объятиях друг друга. Утихли первые восторги примирения, и они долго беседовали, пытаясь таким образом ускорить свое воссоединение и забыть, как близки они были к тому, чтобы сломать друг другу жизнь.

— Сейчас я не могу понять, что заставило меня вернуть тебе кольцо, — сказала Кэтрин. — Я пожалела об этом в ту же секунду.

— И я тоже, — угрюмо отозвался Марк. — Когда оно пришло по почте, у меня было ощущение, что я получил пощечину.

— Мне очень жаль.

— Докажи это.

— Охотно.

Процесс искупления вины показался им столь увлекательным, что прошло много времени, прежде чем Марк вновь заговорил.

— Надеюсь, что я не кажусь тебе анахронизмом в наш не признающий условностей век.

— С какой стати?

— Ведь я собираюсь жениться на той, которая стала моей первой любовью.

Кэтрин включила ночник и, подперев ладонью щеку, уставилась на него.

— Когда мы познакомились, тебе было двадцать восемь лет. Уж наверняка ты до этого влюблялся в кого-то?

— Естественно. Несколько раз. — Марк посмотрел ей в глаза. — Но я никогда никого не любил по-настоящему, пока не встретил тебя. Я пробыл с тобой недолгих две недели, но после этого я больше никогда не испытывал ничего подобного до тех пор, пока не увидел твое покрытое синяками лицо на подушке больничной койки.

Кэтрин придвинулась к нему и прижалась щекой к его щеке.

— И тем не менее мы чуть не упустили вторично представившийся нам шанс. — Она содрогнулась, и он крепко обнял ее.

— Не волнуйся. Сколько бы раз ты не бросала мне назад кольцо, я не позволю тебе ускользнуть от меня, — заверил ее Марк.

— Я этого больше не сделаю. — Она улыбнулась ему. — А то, глядишь, ты еще оставишь его себе.

— Правильно мыслишь!

Воцарилась тишина, они наслаждались счастьем и покоем в объятиях друг друга.

— И для меня это то же самое, Марк, — спустя некоторое время сказала Кэтрин.

— Что именно? Ты тоже стараешься ущипнуть себя, чтобы убедиться, не снится ли тебе все это? — целуя ее, спросил он.

— И это тоже, — со счастливой улыбкой подтвердила она. — Но я имела в виду твое упоминание о первой любви. Ты тоже моя первая любовь, и это тебе прекрасно известно. — Ее улыбка стала ослепительной. — Первая любовь и последняя любовь или, как сказал один очень дорогой мне человек, такая любовь, что приходит раз в жизни.

Руперт приоткрыл дверь детской и, убедившись, что там нет никого из взрослых, подошел к широкой кроватке, в которой, разделенные невысоким барьером, лежали двойняшки.

Они не спали, и, увидев Руперта, беззубо заулыбались ему и еще быстрее замахали своими неугомонными ручками, одетыми для безопасности в мягкие фланелевые рукавички.

— Привет, Беа, — небрежно кивнул Руперт особе в розовом чепчике и уважительно пожал руку человечку в голубом: — Здорово. Барт, старина… Эй-эй, отдай палец!

Не тут-то было! Крошечный, но цепкий кулачок уже тащил захваченный палец к любопытному рту. Руперт с опаской оглянулся на дверь. Оттуда в любую минуту могла появиться Ханна и устроить ему разгон. Попробуй ей объяснить, что, прежде чем подойти к собственным племянникам, он вымыл руки с мылом раз десять… ну, два раза уж точно. Наконец ему удалось отобрать палец и он в ужасе зажмурился, ожидая пронзительного вопля. Но Барт только укоризненно закряхтел, и Руперт с облегчением улыбнулся.