Долли Хиггинс: Женщина его мечты

— Вы используете австралийскую шерсть? — Интерес Пита был чисто коммерческий.

— Не обращайте на него внимания, Элли, просто его отец разводит овец.

— Прошу меня извинить. — С улыбкой отвернувшись от пейзажа, Элли, опираясь спиной о перила, подставила лицо теплому вечернему ветерку. — Но мы гордимся тем, что используем только английскую пряжу, которую специально изготавливают для нас, добавляя к шерсти некоторое количество шелка. Но если когда-нибудь у меня возникнет необходимость в использовании австралийской шерсти, я вспомню о вашем отце… На самом деле у меня есть собственные связи с Австралией, и я…

Слова замерли у нее на губах. В этот момент Дженни, Роберт и их гость отошли от окна. Он был выше того, что принято называть среднего роста, этот новый гость, и удивительно загорелый. В этом мужчине было нечто такое, что заставило ее затаить дыхание и изо всей силы схватиться за железные перила балкона, потому что земля начала уходить из-под ног.

— Вы говорили, Элли… — напомнила Бабс.

— Я… — Какую-то долю секунды она смотрела на молоденькую женщину, не в состоянии припомнить направление разговора. Ее сердце глухо стучало в груди… — Да… А что, собственно, я говорила, Бабс? О шерсти, кажется? В Англии такое разнообразие пород, что в состоянии удовлетворить самый повышенный спрос, — пробормотала Элли.

Она слышала свой голос, лепечущий что-то еще в течение нескольких секунд, но ее ум был поглощен другой задачей.

Неохотно оторвав взгляд от той, другой группы, она отсутствующе улыбалась своим собеседникам, стремясь выбросить ужасное предположение из головы. В ней бушевала такая отчаянная борьба, такое непостижимое чувство, словно давно минувшее прошлое пробудилось, чтобы овладеть ею, события, которые она предпочитала похоронить в своей памяти, воскресли из небытия…

— Элли, я говорила тебе, что мы ждем Джона Парнелла, — послышался голос Дженни. — Теперь я рада представить его тебе.

Элли повернулась. Ее прозрачные серые глаза потемнели от мрачного предчувствия, неохотно, но неизбежно задерживаясь на мужчине, который стоял перед ней. Тоненький смех Дженни как сквозь туман долетел до нее.

— Только он не Джон Парнелл, он Бен Конгрив. Бен, это наша дорогая приятельница, Элли Осборн.

Дальше все шло, как говорится, на автомате. Элли протянула руку, надеясь, что улыбка, которую она зафиксировала на своем лице спрячет шок, и с облегчением вздохнула, не заметив в ответном взгляде момента узнавания. Изумление, восхищение, любопытство, возможно, просто вежливый интерес, но не больше. Поэтому можно было расслабиться и улыбнуться или, по крайней мере, изобразить нечто подобное. Но она совершенно не представляла, как будет существовать дальше.

Машинально принимая участие в разговоре, который омывал ее, подобно мирно журчащему ручью, Элли отчаянно пыталась преодолеть поток охвативших ее эмоций. Кто мог предположить, что их пути пересекутся? После стольких лет? Долгих, очень долгих лет мучительного ожидания, после всего того, что ей пришлось пережить… В чем она так нуждалась… чего так хотела… и наконец в чем отчаялась. Долгие годы жизни, в течение которых надежда становилась все слабее и слабее и… умерла.

— Вы хорошо знаете Сингапур, Элли? — Бен Конгрив, сидя справа от нее, терпеливо ждал, пока она закончит свой разговор с Питом, прежде чем посягнуть на ее внимание, заставляя ее повернуться к нему, чтобы он мог задать свой вопрос. Ммм, промурлыкал он про себя, испытывая истинное удовольствие, когда эти прозрачные серые глаза вновь поднялись на него. Немножко нервный взгляд, отметил он, несколько странно для такой преуспевающей и уверенной в себе женщины, должно быть на самом деле застенчивой и чуть печальной… Пожалуй, с чувством самоиронии подумал он, никогда не видел подобных глаз… И такого выражения на лице… Чистота и открытость, и сквозившее в глазах изумление… Что ж, это было больше, чем просто красивое лицо, скорее очаровательное, с высокими скулами, волнующим ртом, каскадом вьющихся тициановских волос.

Его брови поползли наверх, а на лице отпечаталось подлинное недоумение. Что происходит, подумал он, поражаясь столь странной для себя реакции и, вместе с тем, обнаруживая, что не хочет отказывать себе в удовольствии подобного анализа. Безупречная кожа цвета персика, что было едва ли оригинально… И для писателя тоже, уверял он себя и все же не мог оторваться от этого лица.

— Сингапур? Не очень хорошо, — начала она, заставив голос звучать спокойно, чтобы никто не мог догадаться, как бьется ее сердце, с какой силой ее пальцы, сделавшиеся вдруг влажными, сжимают вилку. — Я была здесь несколько раз, но всегда очень коротко, поэтому толком не могла узнать город. — Теперь, после вежливого ответа, она могла сосредоточить внимание на своей тарелке и, подцепив кусочек рыбы, поднесла его ко рту. — А вы?