Айрис Бромидж - Климат любви

— Я слишком занят, чтобы думать о счастье. Но, повторись все, я бы поступил также, Шарлотта, а это уже неплохо. Наверное, ты не знаешь, что личное счастье для мужчины не столь важно, как для женщины. Работа, амбиции, самолюбие — вот, что составляет жизнь мужчины. А счастье, которое подарила мне твоя мать, большая редкость в жизни… Ты так похожа на нее, моя дорогая, что иногда была даже болезненным напоминанием о прошлом, моей совестью…

— Почему? Я же никогда не судила тебя, даже мысленно. Просто мне было жаль, что мы отдаляемся друг от друга.

— Но все, что любишь ты, любила и твоя мать, а я отказался от этих ценностей. Я чувствовал, что должен поступить именно так, потому что кругом был мир, который тоже отвергал меня. А ты, одним своим существованием, напоминала о природе, о сельской крепкой морали, о вечном. И я чувствовал себя виноватым.

— Но я не хотела, чтобы ты испытывал угрызения совести!

— Да. Я много думал об этом, Шарлотта. Ты — цельный и верный человек с удивительной и простой ясностью ума, в которой твоя главная сила. Все это ты унаследовала от матери. Она тоже никогда не сомневалась в том, как должна жить. А я более сложный и слабый, но эта сложность — не достоинство. Увы, изменить себя невозможно.

— Знаю. Просто все эти годы я не чувствовала, что ты — это ты.

— Тем не менее. Я, только без того защитного плаща, которым покрывала меня твоя мама. По твоим письмам я понял, что ты надеешься вернуть меня к простой сельской жизни.

— Нет, я знала, что это невозможно. — Несколько секунд она молчала, а потом продолжила: — Теперь, когда лед сломан, ты будешь навещать меня? Мне не хочется приезжать в Лондон — там ты слишком занят, слишком закручен.

— Возможно. Здесь действительно красиво. Хорошо, что владелец борется за свою землю. Мне он понравился. Сильный человек.

— Иногда это не очень удобно, но он хорошо ко мне относится. А что скажешь о мисс Ставертон? Признайся, что никогда не встречал на своих вечеринках таких экстравагантных женщин?

— Это был прекрасный день, Шарлотта. Я получил бездну удовольствия. И это большое облегчение увидеть, что ты счастлива, — сказал мистер Лейбурн на прощание.

— Приезжай, когда сможешь, папа.

— Знаешь, дорогая, Маргарет сейчас следит за мной, как тренер, который воспитывает будущую победительницу дерби, — отозвался он с юмором, который был когда-то в детстве хорошо знаком Шарлотте.

Она долго стояла у ворот, глядя вслед удаляющейся машине. Девушка была счастлива — один день в Херонсбридже принес им с отцом больше понимания и близости, чем многие годы в Лондоне.

— Я заработала двенадцать фунтов, два шиллинга и пять пенсов, — гордо сообщила Шарлотта, протягивая Майку счета. — Конечно, если не принимать в расчет то, что нам не пришлось покупать овощи. Знаю, это капля в море, но я могу отнести деньги в банк?

— А что вы с ними делали до сих пор? Держали под подушкой?

— Причем в золотых монетах. Только, пожалуйста, не смейтесь.

— Милая девочка, я немею от восторга перед каждым, кто может извлечь прибыль из земли. Впрочем, вам все равно придется вложить ее в семена, удобрения и так далее. Вам придется усвоить одну истину: если имеешь дело с землей, никогда не разбогатеешь, все уйдет обратно в землю.

— Но посмотрите на богатство, которое нас окружает. На что нам тратиться?

— Ну, кое-что я могу придумать. Например, центральное отопление для вечно холодного дома. Правда, мы начали отдавать долги.

— Неплохое достижение для восемнадцати месяцев. Я рада, Майк.

— Спасибо. В общем деле есть и ваш вклад. Признаюсь, не верил, что дела все-таки пойдут. Я думал, что папочка сбагрил мне совсем негодное наследство.

— Он знал, что делает, — улыбнулась Шарлотта, глядя на портрет старика, — Хотя, готова поспорить — он злился, что приходится отдавать Херонсбридж именно вам. Но вы победили.

— А зачем мы держим здесь этот портрет? Неужели, как напоминание о том, что он виноват в развале поместья?

— Нет, напоминание о том, как не надо воспитывать детей.

— Или предупреждение против семейной жизни кстати. Вчера вечером я встретил в деревенском кабачке юного Лэтчли. Он был очень плох, мечтал утопить печаль в вине. Первая же пинта развязала ему язык, он поведал мне печальную историю — вы ему отказали.

— Верно.

— И сказали, что есть кто-то другой. Вы не возражаете, что я теперь все про вас знаю?

— А что толку быть против, когда вы и так ведете себя в моих мыслях, как в собственной квартире — входите, выходите… И, в конечном счете, я даже довольна, — отозвалась она, с улыбкой наблюдая за Майком. Он не успел парировать ее реплику, потому что в комнате появилась миссис Крамлин с телеграммой для Шарлотты. Девушка распечатала ее, потом повернулась к Ставертону; говорить она не могла — только протянула ему листок. Он прочитал, и лицо его потемнело, а Шарлотта зарыдала, спрятав лицо у него на груди.