* * *
Отцу два месяца назад исполнилось шестьдесят. Это не тот возраст, когда умирают так внезапно. Мистер Грин-старший мог любого положить на лопатки не только силой своего интеллекта и фантастической интуицией, но и в прямом смысле этого слова.
Генри Грин был чертовски силен и спортивен. Он никогда не болел и смеялся над жалобами ровесников, которые соблюдали диеты и ездили на оздоровительные курорты. Еще бы! У него просто не было этих проблем. Он мог есть все, что душе угодно, пить, сколько хочется, танцевать до утра, хохотать с молоденькими дочками деловых партнеров и заставлять их умолять его остановиться и не шутить больше, потому что они готовы умереть от смеха; он мог обливаться ледяной водой, выигрывать у молодых в теннис…
Господи, чего он только не мог!
Единственное, чего он не мог сделать — это умереть! Вот так — просто умереть! Вдруг! Не сказав Ральфу ни слова…
В конце концов, ведь я тоже его единственный сын, разозлился Ральф и опять мотнул головой. Он все еще не верил, что звонок мачехи не розыгрыш. Это было бы слишком даже для ее странной натуры. А предположить, что ей могла прийти мысль таким образом заманить его в отчий дом, было слишком дико.
Значит, все правда… И он увидит отца в строгом траурном костюме, с сомкнутыми губами, с закрытыми глазами, тихого и молчаливого. Он переступит порог родного дома через столько лет только для того, чтобы навсегда попрощаться с самим собой. С тем, каким он был или всегда хотел быть. Навсегда похоронить тайную мечту когда-нибудь сидеть напротив отца в своем любимом кресле в библиотеке, за которым он когда-то прятался от его справедливого гнева, и говорить с ним на какие-нибудь мужские темы… И чтобы слышался из соседней комнаты смех его детей и тихий голос жены. И чтобы видеть, как отец скрывает свою нежность к внукам и гордость невесткой. И как прячет он за иронической усмешкой желание сказать, что он всегда знал, что его сын настоящий ученый.
Всего этого никогда не будет. Ральф слишком был похож на собственного отца. Так же упрям и скрытен. Они уперлись в своем непонимании. Они просто никогда не смогли заговорить об этом. Потому что слишком любили одну и ту же женщину…
* * *
Как ни спешил Ральф, он все-таки решил заехать на заправку. Все равно по дороге. Он уже пересек черту города. До дома отца оставалось каких-то десять минут. Сейчас он проедет немного прямо, потом свернет у светофора направо, потом еще минут пять, и вот они — ажурные ворота, ведущие в райские кущи.
Ральф не мог отделаться от желания иронизировать по поводу богатства его семьи. Так было легче перенести то, что ему предстояло. Ирония по поводу его происхождения и золотой ложки, которую он держал во рту при рождении, была надежным щитом от боли, вызванной сообщением о внезапной кончине отца. Ральф хорошо представлял фальшивые скорбные лица, которые он увидит через несколько минут. Как же им хочется, чтобы скорее окончились все формальности, связанные с погребением, и началось священнодействие, называемое чтением завещания. Вожделенная мечта каждого прихлебателя в богатом доме состояла только в одном — быть упомянутым в завещании.
Мысль о том, что он теперь наследник империи отца, не вдохновляла Ральфа. Он давно решил для себя, что не нуждается ни в его деньгах, ни в ореоле его знаменитого имени. В университете он при всякой возможности подчеркивал, что не имеет к уважаемому семейству ни малейшего отношения.
Смешно сказать, но ему это удавалось. Он специально долго выбирал место работы, где наверняка не встретит никого из знакомых, которые могут раскрыть его маленькую тайну. Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что отпрыск одного из богатейших людей страны может работать простым преподавателем древней истории и скромно жить на заработанные деньги.
Приятелей у него было немного, девушки долго не задерживались в его холостяцкой квартире, а всякие попытки познакомиться с его семьей приводили почти всегда к немедленному разрыву. Он не собирался делиться ни с кем своей историей, своей печалью и своей независимостью.
С того самого дня, когда он объявил отцу о том, что не собирается жить с ним под одной крышей, он перестал претендовать и на его помощь. Маленький принц превратился в нищего. Отец со свойственным ему оптимизмом надеялся, что сын одумается, то есть не сможет соизмерять свои привычные потребности с реальными возможностями молодого преподавателя.
Читать дальше