Тори Андерсон: Бедная богатая девочка

— Это стало слишком серьезно для тебя?

— Нет! Отпусти.

— Эми, я не думал, что ты придаешь такое значение нашим встречам. Честно. Я думал, у нас так… по-приятельски.

Она отвернулась.

— Рич, мне надо идти. Поезд сейчас отправится. И давай договоримся: это большой город и там достаточно дорог, по которым можно ходить не пересекаясь.

— Я бы рад, но…

— Рич, я серьезно!

— Видишь ли, Эми… — на щеках его заиграли ямочки, — я тоже еду в Йорк.

— Ты говорил.

— Значит, на несколько часов пути наши уже пересеклись.

— Послушай, мы взрослые люди и можем… Подожди… Ты едешь в Нью-Йорк?

— Да-да. — Он откровенно улыбался, ожидая, когда до нее дойдет смысл его слов.

— Ты сейчас едешь в Нью-Йорк?

— Да, милая. На этом самом поезде.

Эмили пошатнулась.

— Так что, как видишь, я не преследую тебя. Просто пришел занять свое место в вагоне второго класса.

Она сосредоточенно сдвинула брови.

— Второго?

— Да. Ты, конечно, едешь первым?

— Разумеется.

— Ну вот, Эми, еще одно доказательство, что наши пути пересеклись случайно. Если бы я знал, что ты поедешь, то не стал бы экономить и купил билет рядом с тобой. Но я могу прийти к тебе в купе, мы закроем дверь…

— Ричард!

Он захохотал.

— Ну не злись, не злись. Я пошутил. Хорошо, я принимаю твое требование. Давай попробуем не встречаться в Нью-Йорке. Только я сомневаюсь, что это получится.

— Почему?

— Хотя бы потому, что наш путь туда уже оказался совместным. Ха-ха-ха. Не грусти, Эми. Еще увидимся! — С этими словами он убежал в другой вагон, подхватив на лету свою небольшую сумку.

Эмили с досадой топнула ногой, глядя ему вслед. Он просто невыносим! Еще и издевается! Скорее всего, ему прекрасно известны ее чувства (Иден всегда говорила, что по ее лицу можно читать, как по книге) и теперь он решил поупражняться на ней, как нужно грамотно сводить девушек с ума. Как будто у него и без того недостаточно поклонниц!

— Мисс, вы едете? — услышала она голос словно из другой реальности. — Поезд отправляется.

— Что? Да, конечно. — Она зашла в вагон. Вот так всегда. Стоит ей только задуматься о Ричарде, и она забывает, где находится, зачем пришла и что нужно делать. Словно впадает в гипноз, выйти из которого потом чрезвычайно трудно.

Скрипнув зубами, она направилась в свое персональное купе — архаичное удобство, придуманное в незапамятные времена. Если скоростной поезд идет три с половиной часа, зачем закрываться в отдельном купе?

Но за время пути можно переделать множество полезных дел. Например, почитать. Или помечтать. Рич предложил уединиться в купе. Хорошая шутка. Только им не хватит времени до Нью-Йорка. Вот если до Лос-Анджелеса и обратно… И не в силах больше сдерживать переживания, Эмили всхлипнула.

Когда же это кончится? Неужели все сначала? Рич…

Это нельзя было назвать любовью, да Эмили и понимала, что не любит его. Это нельзя было назвать увлечением, потому что просто увлечение не отнимает у людей столько душевных сил и не приносит столько муки.

Но и страстью это тоже назвать было нельзя. Страсть имеет обыкновение проходить или по крайней мере ослабевать со временем. Их с Ричардом отношения были чем-то иным, не поддающимся определению, не вписывающимся ни в какие земные законы физики и логики.

Пожалуй, отчасти он был прав, называя это дружбой. Потому что основную часть календарного времени они просто общались как хорошие приятели. Болтали на разные темы, избегая лишь одной заветной, которая заставляла Эмили глубоко страдать, а Ричарда как будто не интересовала вовсе.

Но проходило какое-то время, и, случайно встретившись в одной компании в каком-нибудь клубе, оба безнадежно понимали: снова оно. Какая-то дьявольская искра проскакивала между ними, и вот уже, не помня себя, не видя никого вокруг, они, как два шамана, начинали свой колдовской танец. Это был красивый танец-поцелуй, не оставлявший им выбора: больше они не принадлежали себе и были не вправе распоряжаться собственной судьбой.

Так начинался новый виток страсти, который никогда не обманывал и неизменно приводил к одному и тому же: едва успев вбежать в квартиру Ричарда, они набрасывались друг на друга.

Это было что-то магнетическое, это было полное соответствие, физическое и душевное, это была любовь длиною в несколько суток. Они оставляли друг друга лишь на короткий сон и еду, чтобы не умереть от истощения. Потом их тела снова обретали друг друга и сливались в единое целое. И это казалось самым естественным, самым правильным и даже единственно возможным, как дышать или смотреть. Как жить. Потом проходила неделя, иногда — больше, и, насытившись друг другом, они надолго разбегались, ограничивая общение лишь редкими звонками.