Светлана Полякова - Танец для двоих

И ведь они собирались просить у Бога аудиенции! Может быть, зимой ангелы не летают, а ходят по земле?

«Нет, тебе положительно давно пора повзрослеть», — подумала она, все еще смотря вслед странной парочке.

Войдя в подъезд, она никак не могла расстаться с этими образами, подпав под очарование первого снега. И все-таки где она слышала этот голос? Во сне?

Она поднялась на свой этаж, вставила ключ, и вдруг кто-то за ее спиной произнес: «Вы прекрасны…»

От неожиданности Катя вздрогнула, и воспоминание было таким ярким и живым, что она невольно обернулась. Лестничная площадка была пуста, и только голос еще звучал в ушах. «Я попрошу аудиенции». «Вы прекрасны…»

Кате казалось теперь, что голос был один и тот же. Она отбросила прядь, выбившуюся из прически и от первого снега ставшую мокрой.

— Этого не может быть, — сказала она самой себе. — Просто не может быть. Почему — не важно. Просто так.

Иногда Кате начинало казаться, что все еще длится один день. Бесконечный… Настолько все дни были похожи друг на друга. Утро, подъем, чашка кофе — наспех, Катя уже забыла вкус настоящего кофе. А может быть, вообще забыла вкус настоящего?

«Я будто наспех проживаю чужую жизнь, — думала она. — А это вообще-то моя жизнь… Так куда я вечно спешу?»

На работу. Потом домой. Потом так уже хочется спать, что на философские рассуждения не остается сил. И Надя растет как-то сама по себе…

— Ма, сделай мне тоже кофе…

Сонная дочь стояла на пороге кухни.

От неожиданности Катя опешила.

— Почему ты вскочила так рано? — поинтересовалась она. — И почему кофе? Тебе нужен нормальный, полноценный завтрак…

— Недосуг, — отмахнулась Надя. — Хочу кофе, чтобы проснуться…

— От растворимого никто не просыпался.

— Тогда свари…

— У меня… — Она чуть уже не сказала про отсутствие времени, но вовремя осеклась.

Что-то с Надькой было не так.

Глаза смотрели беспокойно, веки покраснели, уголки губ тянулись вниз — Надька была готова к слезам…

— Сейчас сварю, — кивнула Катя. — Хотя омлет не помешал бы…

— Не могу. Рано еще… Может, через полчасика. Зверство, ма, пихать мне, непроснувшейся, еду…

Она пыталась шутить, но выходило у нее это как-то уныло.

— Надя, что-то случилось?

Глупо спрашивать взрослеющего человека о проблемах. Надя унаследовала от Кати ее упрямую гордость — даже в самые трудные минуты она никогда не жаловалась. Не просила о помощи… Предпочитала справляться сама — но как, скажите на милость, девочка справится?

— Нет, ничего…

Катя продолжала смотреть на нее тревожно, пытаясь успокоить себя, что, в сущности, в Надином возрасте даже самая маленькая проблема разрастается до невиданных размеров.

— Давай поговорим…

— Не успеем… Тебе на работу бежать. Да и нет ничего, ма…

— Я могу позвонить.

— Но мне-то через двадцать минут в школу…

— Почему так рано?

— Спроси у нашего физкультурника, — улыбнулась Надя. — Этот псих надумал проводить с нами аэробику… Говорит, в нашем возрасте девочки полнеют. По-моему, ему просто доставляет удовольствие наблюдать девиц в купальниках…

— Геннадий занимается с вами аэробикой? — удивилась Катя. — Он же…

Представив низенького, коренастого физкультурника, с ежиком на голове, выделывающим танцевальные па, она не удержалась и рассмеялась.

Надя тоже. Правда, глаза у нее все еще хранили тревогу, но девочка явно была рада, что удалось сменить тему, разрядить обстановку…

— Ладно, — посмотрела на часы Катя. — Давай так… Вечерком поговорим о твоих неприятностях…

— Ма, да нет их!

— Я вижу. Просто неразрешимых проблем не бывает, малыш…

Она погладила дочь по голове, поцеловала ее.

— Держись, Надюшка…

И выскочила, торопясь, как всегда, на работу.

Надя какое-то время посидела еще, глядя в чашку, заполненную кофе, — она так и не сделала ни одного глотка. Как только входная дверь захлопнулась, она перестала сдерживаться.

Просто выплеснула кофе в раковину и пробормотала: «Черт бы вас побрал», — а потом долго смотрела, как расплываются в раковине коричневые пятна, похожие на кровь, и по ее щекам катились слезы…

— Дура, — шепотом выругалась она, вытирая слезы. — Сама вляпалась…

Где-то далеко пели два тонких голоса, и текст был похож на речь психоаналитика-проповедника — как будто кто-то вбивал в Надину голову свое видение мира, свой мир — убогий, глупый и агрессивный. «Не верь, не бойся, не проси…»